Читать «Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы)» онлайн - страница 4

Хотелось сказать бывшему премьеру: вас плохо информировали, очереди были как раз везде и за всем; за полкило несвежих — зеленых и скользких — сосисок приходилось стоять по несколько часов…

— …Мы осуществили обмен денег. Таким образом ограничили возможность сметать товары с прилавков. Кстати, разговоры об очередях старушек, столь распространившиеся в то время, инициировала Межрегиональная депутатская группа г-на Ельцина.

Ощущение такое, что мы с Павловым жили в то время в разных странах. А может быть, на разных планетах. Я:

— Товары все равно сметали. Причем все возрастающими темпами. Гигантские хвосты выстраивались буквально за всем…

Павлов:

— Возьмите отчет о состоянии дел на 1 сентября и сравните с тем, что было, скажем, 1 апреля. За этот период все розничные цены — государственные, свободные, колхозные, кооперативные, — повысились, дай Бог памяти, на 1,6 процента. А товарные запасы в оптовой и розничной торговле возросли, если не ошибаюсь, примерно на 8 процентов.

— Возможно, — говорю, — эти цифры дали костюмы фабрики «Большевичка» и ботинки фабрики «Скороход», которые даже тогда — при тотальном дефиците! — никто не покупал. Я как рядовой потребитель никакого увеличения товаров в магазинах не заметил. Напротив, ощущение приближающейся катастрофы все усиливалось и усиливалось.

— Утверждаю: никакого тотального дефицита не было! — почти кричит Павлов. — Булку хлеба и бутылку молока, рыбу с картошкой, яичницу мог иметь ежедневно каждый. На мясо и колбасу — да, спрос рыночный не удовлетворялся. Потому их и распределяли, а не продавали. Не было у нас голодных и голодающих. Наверное, вы предпочитаете видеть только то, что хочется, и так, как хочется. Уж вы-то сами, наверное, не голодали! Уж вас-то, наверное, в редакции заказами снабжали.

Этот последний выпад Валентина Сергеевича в мой адрес просто характеризует степень его раздражения: как может заметить читатель, я нигде не утверждал, что в стране в ту пору уже разразился голод. Другое дело, что он — стоял на пороге. Это было очевидно для всех. Разве что союзный премьер мог позволить себе не замечать этого.

Что касается «заказов», о которых он упомянул… Да, действительно, продуктовые «заказы» мы иногда получали. Хоть редко, но бывали и товарные «распродажи», где можно было ухватить что-то из одежды и обуви, чего никогда не увидишь в открытой продаже. Это все были формы торговли, не известные за пределами соцлагеря. Они практиковались лишь на «престижных» предприятиях да там, где имелись хваткие снабженцы. К моменту, о котором идет речь, они почти прекратились: нечего стало ни «заказывать», ни «распродавать». Большинство же людей вообще не знали, что это такое.

Чем ближе к зиме, тем ощутимей становились общее отчаяние и тревога. В сгущающейся атмосфере висел один почти различимый на слух вопль: ну сделайте же хоть что-нибудь! Проснитесь наконец!

Похоже, топтание на месте заканчивается

С Бурбулисом я беседовал, напомню, 26 октября 1991 года, а два дня спустя, 28-го, на открытии второго этапа V съезда народных депутатов РСФСР (первый этап проходил в июле) Борис Ельцин выступил с энергичным обращением к народам России, к съезду, свидетельствовавшим о том, что он наконец решился. Не только по содержанию, но и по стилю это был манифест, воззвание, призыв: