Читать «Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи» онлайн - страница 161

Неудивительно, что книга сразу привлекла к себе внимание, ведь никому еще не удавалось совместить предельную строгость анализа с настолько острой прозой. Достаточно было открыть ее на любой странице, чтобы тут же усмехнуться над остроумным замечанием или колкой фразой. Ими изобиловало едкое описание того общества, где нелепость, жестокость и откровенное варварство причудливо сочетаются с привычными, традиционными вещами. Результат вышел ошеломительным, гротескным, шокирующим и занимательным одновременно. Веблен потрясающе точно подбирал нужные слова. Взять хотя бы вот этот отрывок:

Лучшим примером, или по крайней мере более очевидным, является случай с одним из королей Франции, который простился с жизнью из-за чрезмерной моральной стойкости при соблюдении правил хорошего тона. В отсутствие должностного лица, в обязанности которого входило передвижение кресла господина, король безропотно сидел перед камином, позволяя своей королевской персоне поджариться настолько, что его уже нельзя было спасти. Однако, поступая таким образом, он спасал свое Нехристианское высочество от осквернения низкими усилиями.

Большинству читателей "Теория…" казалась не более чем сатирой на образ жизни аристократов и вдохновенной атакой на глупость и слабость богачей. При поверхностном изучении она таковой и была. Узорчатая проза Веблена изящно обрамляла главный тезис: праздный класс декларирует свое превосходство посредством более или менее нарочитого и демонстративного потребления, ну а его отличительная черта — демонстративная праздность — приносит удовлетворение тем более сильное, чем открытее она протекает. Используя множество примеров, Веблен раз за разом подвергает сомнению взгляд, согласно которому "более дорогой" означает "лучший". Вот один из таких случаев:

Мы считаем вещи красивыми, так же как и полезными, где-то в прямой зависимости от того, насколько велика их цена. За малыми и незначительными исключениями мы находим дорогой предмет одеяния, сделанный вручную, гораздо предпочтительнее по его красоте и полезности, чем менее дорогую подделку под него, как бы хорошо подложный предмет ни имитировал дорогостоящий оригинал; и в подложном предмете оскорбляет наши чувства не то, что он не дотягивает в форме или цвете или вообще в зрительном ощущении, — вызывающий отвращение предмет может быть такой точной копией, которая выдержит достаточно тщательный осмотр; и все же, как только подделка будет выявлена, его эстетическая ценность и его рыночная стоимость тоже резко понижается. Можно утверждать, почти не боясь встретить возражение, что в одежде эстетическая ценность обнаруженной подделки, хотя и не только она, понижается где-то в том же отношении, в каком подделка дешевле, чем оригинал. Она теряет свое эстетическое благородство потому, что спускается ниже по денежной шкале. Однако функции одежды как свидетельства платежеспособности не заканчиваются на том, что одежда просто обнаруживает потребление материальных ценностей сверх того, что необходимо для физического благополучия. Она является хорошим prima fade свидетельством денежного преуспевания, а следовательно, достоинства в глазах общества.