Читать «Филозоф» онлайн - страница 26
Евгений Андреевич Салиас-де-Турнемир
Между тем князь Егор с женой, княжна и Егузинская снова расселись по своим экипажам и выехали со двора. Но, отъехав с полверсты от усадьбы, Егузинская остановила свою карету и следовавший за ней экипаж племянницы и пересадила девушку к себе.
Едва только княжна была с теткой вместе, как Егузинская проговорила:
— Ты не сердись. Я уже смекнула. Нынче ли, после ли, все одно! Родитель твой ни за что согласья на брак этот не даст. Или у него свое что есть на уме, или просто выждать хочет.
Княжна ничего не ответила и начала плакать.
— Да ты не плачь! Такое ли в жизни бывает. В жизни бывает такое, что люди топятся, режутся. А любовь что? Тьфу! Это то же, что хворость: нынче ломит, а завтра прошло. А там, гляди, выйдешь за другого какого и рада будешь, что не за Галкина! И то сказать, фамилия для брака — мудреная. Юлия Аникитовна Галкина. Мудрено.
— Нет, тетушка! Я в монастырь пойду.
— Ну, так! Ишь ведь вы! Точно по заученному! «В монастырь!» А повези тебя отец — не то что постригать, а хоть в послушницы, так ты топиться побежишь. А повези он тебя топить, ты бы в монастырь убежала!
До самой Москвы тетка с племянницей говорила все о том же — о неудачном сватовстве. Уже въезжая в Москву, княжна робко проговорила:
— Тетушка! Голубушка! Вы только одно мне сделайте — поедемте ко всенощной к Воскресению Славущему.
Егузинская подумала немного и отозвалась:
— Что ж! Поедем. Поглядите еще разик друг на дружку — беды не будет. Да, кстати, что его томить? Я ему в церкви, обиняком, скажу все, что из сватовства Бахреевой вышло. Только помни, Юлочка, не задумай ты самокруткой венчаться! Твой родитель тебя по миру пустит: с ним шутить нельзя. А что я тебе могу оставить по смерти — на это шибко не заживешь. Ты не вздумай, племянница, крутить.
— Что вы, тетушка. Где мне!.. И рада бы, да не сумею…
— То-то… Молодежь шустра, да глупа! Обвенчаться недолго, а жизнь прожить — не поле перейти. А еще говорится: покрутишь — карман натрутишь.
— Как, тоись, натрутишь?
— Карман или мошну надорвешь… Худой карман будет. Обвенчается коли кто самокруткой, то уж от родителей ни приданого, ни наследия не жди, а бедствуй без гроша денег. Я-то, вестимо, тебе свое оставлю во всяком случае. А родитель не простит и лишит и благословения, и иждивения. А небось ведь скажи по совести, толкал тебя Галкин на самокрутку…
— Нет, тетушка, как перед Богом, таких разговоров у нас не было. Он очень тихий, жалостливый. Где ему крутить. Я за эту тихость его и люблю.
И княжна, сморщив вдруг свое хорошенькое лицо, заплакала.
— Полно! Полно! — заговорила Егузинская. — Обожди разливаться. Еще, может, дело твое не стоит слез. Все на свете, волей Божьей, к лучшему потрафляется. И пакость-то всякая, и та якобы, сказывают, к лучшему.
XI
Прапорщик Измайловского полка Алексей Галкин был тем, что в народе зовут: бобыль. Он потерял отца и мать, урожденную Бахрееву, когда ему было только семь лет от роду. Если бы не старый друг отца, судья верхнего земского суда Рязанского наместничества, Повалишин, то молодой дворянин погиб бы с холоду и с голоду. Повалишин взял ребенка к себе на воспитание.