Читать «Фиктивный брак. Жизнь - это судьба» онлайн - страница 297

Алекс Стюарт

Было абсолютно бессмысленно оценивать Коннора по каким-то чужим меркам. Коннор есть Коннор. Раз он решил порвать со мной, моя болезнь вряд ли заставит его изменить принятое решение. И тем не менее... Лежа с закрытыми глазами, я старалась воспроизвести в памяти последнюю сцену перед нашим расставанием — старалась вспомнить, что он тогда говорил, как выглядел, что делал. Мне припомнился рисунок, на котором он изобразил меня в военной форме, и его шутливое предложение, касающееся подписи под ним. Существовал еще один рисунок, на котором я была не в военной форме, а в вечернем платье. Как я помнила, меня особенно тронул тот факт, что он воспроизвел по памяти каждую деталь моего туалета. От внезапно нахлынувших ярких воспоминаний — горьких и мучительных, невыносимо обидных и надрывающих душу — к горлу подступил знакомый плотный комок.

Коннор предстал перед моим мысленным взором как живой. Я ясно видела его улыбку — иронически приподнятые уголки губ, которые всегда принимали это положение, когда его что-то по-настоящему забавляло. Улыбка Коннора была для меня частью его обаяния. Она была неотразима, вместе с ней обычно загорались его глаза. Слегка насмешливая, по-мальчишечьи задорная и... счастливая. Он был счастлив до того самого утра, когда мы расстались, словно навсегда, когда я оставила его в квартире на Кингс-кросс и отправилась в долгий путь — назад в Бирму...

За крепко сжатыми веками копились жгучие слезы. И снова — будто это случилось только вчера — я слышала его голос, он спрашивал: «Я до сих пор не говорил тебе, почему я допустил, чтобы с нами случилось такое?» Он имел в виду причины, побудившие его позволить мне вернуться в армию. А когда я с горечью подтвердила, что причины мне неизвестны, тогда он, нахмурившись, немного нерешительно проговорил: «Возможно... проявление своего рода мазохизма, хотя я так не думаю». Голос его звучал вполне искренне, словно он в самом деле не знал, а затем он с хвастовством добавил, что всегда может причинить мне боль и заставить плакать. Я умоляла его не делать этого, и он ответил: «Не бойся, не стану. Нет смысла: мне будет больнее, чем тебе. Боюсь, я полюбил тебя, Вики... Старался изо всех сил, чтобы ничего похожего не произошло, потому что меня всегда страшили последствия». Коннор боялся, подумала я, слезы душили меня. А что он еще говорил? Что вовсе не собирался полюбить меня, а затем сердито, в глазах злое выражение, прибавил: я решил позволить тебе уехать, испугавшись моей любви к тебе.

Я крепко сжала кулаки, ощущая холодный, липкий пот на ладонях. Коннор боялся слишком сильно полюбить меня. Так он и сказал и еще пояснил, что если бы полюбил меня слишком сильно, то в конце . концов больше не принадлежал бы самому себе. Именно этим он оправдывал свое поведение, свое решение позволить мне уехать. Но можно ли этим оправдать его письма? Разве это объясняло его отношение к Алану и тот жестокий «прелестный рисуночек», как его окрестил Генри О'Малли? Разве можно было все это чем-то оправдать?