Читать «Фаза мертвого сна» онлайн - страница 59

Нет! Не думать, даже не пробовать разобраться. Просто стоять под холодными струями, перебирать пальцами ног в резиновых тапочках, остужать измученную голову, ощупывать себя на предмет ссадин, царапин и засосов. Мало ли что успела сделать дохлая служанка, пока я тискал ее дохлые бедра…

Нет! Кран обиженно всхлипнул, когда я перекрыл воду и отбросил его в сторону. Нужно было вылезать, но колени подломились, и потрескавшееся дно ванны впилось в мой голый зад. Я скорчился, обнял себя за плечи, крупная дрожь колотилась в теле, заставляя его корчится, как от ударов током. Страшно и холодно, холодно и страшно. И стыдно, кто бы знал, как стыдно мне было чувствовать жар, что пульсировал внизу живота и разливался по всему телу, расходясь томительными волнами, стоило только воскресить в памяти, как опускалась на мои колени, как обхватывала меня бедрами, как склонялась надо мной та, что скинула платье.

Я помнил холод ее гладкой кожи, и жадный блеск темноты в глазницах и силу, скрытую под гниющей плотью. Это пугало меня так же сильно, как манило, не оставляло в покое, будоражило и снова пугало. Я отчаянно старался не вспоминать ее – этот танец среди черных свечей, стоны и вино, разлитое на полу, но она поджидала меня, скалила острые зубки, тянулась, готовая увлечь за собой в такую тьму, что никакая свеча, подаренная мертвой девочкой своему бесконечно мертвому папе, не сумела бы развеять ее.

Осколок краски, разломанной от времени и сырости, больно воткнулся мне между ребрами. Я открыл глаза и понял, что лежу на боку, поджав колени к груди. Стянутая от высохшей на ней воды кожа стала тонкой, как пергамент. Дернешься и порвешь ее, и кровь потечет из раны, и будет течь, пока не закончится, пока не заполнит собою ванну – темное густое вино с кровавыми сгустками и острым запахом металла. На секунду мне показалось, что я вижу себя со стороны: худое бледное тело, позвоночник, выпирающий из-под кожи, отросшие волосы закрывают лицо, и все это лениво дрейфует в литрах крови, вылившейся из маленького надрыва где-то между третьим и четвертым ребром.

Я вскочил, покачнулся, но сумел переступить через бортик и оказаться на полу – дрожащий и околевший за время, проведенное на самом дне. Ванны и своих воспоминаний. Со мной определенно происходила какая-то неведомая жуть. Чем больше я сопротивлялся сну, тем сильнее мне хотелось спать. Натягивая на себя отвратительно несвежие трусы и майку, я засыпал. Поднимая с пола пыльные джинсы, вытряхивая из карманов наличку, я засыпал. Я дремал, пока брел по коридору в сторону кухни, мимоходом швырнув и джинсы, и мелочевку на свою тахту – она призывно манила меня тишиной и уютом, но я не поддался. На кухне меня не смог взбодрить ни крепкий чай, ни осточертевшие галеты, и я пошел обратно, аккуратно переступая через разбросанные по полу вещи Елены Викторовны.

Берлога тонула в сонной тишине. Нужно было выбираться из нее, бежать на волю, чтобы прохладный воздух выдул всякую дурь. Но с мокрых волос на шею стекали струйки воды, спина покрывалась от них гусиной кожей. Я задрал футболку, обмотал ее вокруг головы и осторожно присел на край тахты. Только дождаться, пока обсохнут волосы. И сразу, сразу же на волю. Спуститься с настоящей лестницы, выйти из настоящей двери на настоящую улицу. Купить кофе на вынос с какой-нибудь булочкой, пройтись по округе, разглядывая прохожих – настоящих людей! Потолкаться с ними в очереди, постоять в толкучке на остановке, послушать, что говорят они, посмотреть, как шевелятся их губы, случайно толкнуть кого-нибудь локтем, тут же просить прощения, улыбаться, сохраняя в памяти это теплое прикосновение живого к живому.