Читать «Уход на второй круг» онлайн - страница 32

— Я не собираюсь ни объяснять, ни унижаться. Тем более, незачем теперь. Оперировать больше не буду, вы же знаете.

— Не хочу знать, Глеб. Глупо!

— Глупо? — опешил Парамонов, заставляя себя концентрироваться на дороге и гасить взрыв в голосе еще до того, как слова вылетают и башки. — Полтора года. Я все принял, осознал, смирился. — Черта с два смирился! — Я не вижу смысла начинать сначала. Тогда было плевать, теперь время ушло. Без практики, с подмоченной репутацией. Вы же сами понимаете, что болтали.

— Не сначала, а продолжить, — рыкнул бывший шеф. — Да, был шаг назад. Но и ты не пенсионер! Был бы ты на моем месте — поступил бы так же, между прочим.

Черта с два так же!

— Александр Анатольич, а допустить вы не можете, что я, например, не выношу с некоторых пор даже мысли о том, что у меня кто-то под нож ляжет? Ну, так бывает.

— У тебя призвание, Глеб, — продолжал настаивать Осмоловский. — Я это знаю. И ты это знаешь. Полтора года прошло. Пора за ум браться.

— А за что я держался тогда?! Мальчишка, который нахерячил, верно? И сбежал, поджав хвост.

— Ты должен был уйти. Я должен был тебя уйти. Иначе сейчас ты бы пытался давать советы фельдшеру тюремной больнички. Ты правда не понимаешь?

— Я правда все понимаю! Все! Не человек, а двуногое бессилие, с головой, откусанной начисто трактатом «О бородавках в Бразилии»²!

— Разнюнился, как баба! — в сердцах бросил Осмоловский.

— А вы разве нет? Тогда — нет? — все-таки взорвался. Зря. Крутанул руль. Съехал на обочину, остановился. Сжал крепче трубку телефона. И медленно произнес: — Я не пойду в «Надежду», Александр Анатольич. Я ценю ваше участие и не считаю, что в той истории были виновные. Но я не пойду в «Надежду».

Бывший шеф помолчал. Когда заговорил, голос его звучал спокойно и привычно хрипло.

— Надеюсь, тебе не придется когда-либо оказаться перед таким же выбором.

— Мне не грозит. С фельдшера скорой помощи какой спрос?

— Не страдай кретинизмом, — посоветовал на прощание Осмоловский и отключился.

Парамонов швырнул телефон на соседнее сидение и откинулся на спинку своего. Прикрыл глаза. Нервные узловатые пальцы постучали по коже руля. Зря, зря, зря взорвался. Это Осмоловский. С ним так нельзя. Друг отца. И его беспокойство, в конце концов, совершенно искренне. Как и желание помочь. Но разве можно помочь человеку, поставившему на себе крест? Человеку, от которого враз отвернулись все, потому что кто-то вынужден был его «уйти». Смешно. Глеб сам себя дал уйти. А мог бы рыпаться.

«Вгрызлись в букву едящие глаза, —

ах, как букву жалко!

Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр

случайно попавшую в челюсти фиалку».

И вырулил обратно на трассу. У него один день. До завтра один день. Чтобы в очередной раз собрать себя по кускам.

В Стретовке часы тянулись нарочито медленно, не спеша отсчитывали секунды. И так можно было растянуть время. Припарковаться у забора, открыть калитку — больших ворот под автомобиль Лев Андреевич по невыясненным причинам не предусмотрел, хотя в период активного строительства уже мотался на своей Волге. Перестраивать Глеб смысла не видел. А Волгу сдал в металлолом почти сразу, едва все случилось. У отца оторвался тромб, когда он был за рулем. Скончался на месте. Мать ушла через неделю — не смогла без него. Выздоравливать после аварии было незачем. Бороться за жизнь не пожелала. А его собственный мир сломался бесповоротно и, казалось, навсегда.