Читать «Уход на второй круг» онлайн - страница 30

Чай. Лимона не было. А чай без лимона — песня без припева. Так же, у окна, глядя на фонари, он чувствовал, как обжигает язык горячая дымящаяся жидкость. И понимал, что вот она, черта, перед ним. И, может, хватит уже? Хватит? Самоистязание, которое никуда не ведет. Ни к чему не приводит — кроме пропасти.

Но сколько их было таких вечеров на протрезвевшую голову?

К чёрту. Черту — к чёрту. Пропасть к чёрту.

А потому спать. Спать. Когда нужно прийти в себя, чем больше спишь, тем меньше себя помнишь. И это к лучшему.

* * *

Парамонов совсем не удивлялся тому, что она не открыла. С чего бы ей открывать? Истерящим идиотам, лезущим целоваться по ночам, нормальные девушки дверей не открывают. Даже тогда, когда истерящие идиоты сворачивают свои истерики и неожиданно приходят к выводу, что непонятно, чего было заводиться вообще.

Эта мысль шандарахнула его, едва он открыл глаза. Некрасиво получилось как-то. По здравом размышлении. И, не желая анализировать этого своего состояния именно сейчас, он подорвался с кровати, принял душ и, как сумел, позавтракал. Как сумел — потому что холодильник с утра совсем не обрадовал. Он был пуст и отнюдь не девственно чист — к стенке присох кусочек сыра неизвестно какого года производства. Потому удовольствовался Глеб Львович все-таки чашкой чаю. С тем, чтобы ровно в 9:00 слушать знакомую трель за дверью, не желающей перед ним открываться.

Обидно, конечно, а что делать? Только смириться с тем, что его объяснения никто выслушивать не намеревается. Да и были ли они у него, эти объяснения? Как можно объяснить черноту и пустоту? Отсутствие света объясняется тем, что солнце погасло.

На этом Парамонов предпочитал свои рассуждения остановить. И размышлять о насущном. Насущным значилось требовательное урчание в желудке. И на самой торжественной ноте его звучания он выполз из дома, погрузил себя в машину и выехал со двора — в супермаркет. Холодильник сам себя не наполнит.

Этим тезисом Глеб и озадачился на ближайший час, в конце которого неожиданно для себя самого, вырулив с парковки, рванул в сторону Столичного шоссе. На юг, на выезд из города. Лучшие поступки — поступки спонтанные. Лучшие дороги — те, что облегчают груз прошлого. И дают возможность вдохнуть воздуха.

У него это получалось только в Стретовке, в доме родителей, на озере, в лесу, где рос когда-то, и не понял, когда же вырос. В холодных нетопленых стенах, в последней крепости, в конуре, в которую он приползал любым, будто в него был встроен компас — и он везде нашел бы это место, куда бы его ни забросило. У всех людей есть причал. У всех на земле должно быть место, где можно остаться навсегда. Одинокое, может быть, неуютное, заброшенное. Но пока оно есть на свете, есть и осознание, что все не зря.

Все не зря. И он не зря.

Глеб вглядывался в трассу, серую, со свежей разметкой, и не считал пробегавшие мимо него электрические столбы. Все сливалось в оттенках огня. Перед глазами — повсюду — пылала осень. В траве, в деревьях. И снова все казалось оранжевым и черным — кроме ясного неба где-то над его домом, впереди. Наверное, здесь солнце совсем не гаснет. Им полны кроны. Им полно пространство между землей и небесным сводом. Сжигает живое, не спрятаться. Вторая в жизни безумная осень. Двенадцатая осень без родителей.