Читать «Уличная революция (пер. Городецкого)» онлайн - страница 2

Кнут Гамсун

— Господа, слезьте, пожалуйста. И пассажиры слезли.

Выпрягли лошадей, а омнибус повалили посреди улицы при громком ликовании. Следующий омнибус ожидала та же судьба. Проходящие трамваи также останавливали и валили, и скоро была готова высокая баррикада через всю улицу от тротуара к тротуару. Всякое движение прекратилось: никто не мог больше пройти, куда хотел, волнующаяся людская масса всех сбивала с дороги, несла с собой, оттесняла далеко-далеко в переулки или прижимала к запертым дверям домов.

Я был обратно отнесён к исходному своему пункту, к ресторану, меня относило всё дальше и дальше, меня принесло к высокой железной ограде музея — здесь уцепился я крепко. Мне почти отрывали руки, но я удержался в своём положении. Внезапно послышался выстрел, два выстрела. Паника напала на толпу, и она кинулась в боковые улицы под невообразимый крик; полиция тотчас воспользовалась этим обстоятельством и поскакала в разные стороны, топча и рубя саблями.

Теперь получалось впечатление войны.

Я был счастлив, что удержался за ограду, где теперь уже не было больше давки. Какой-то не успевший убежать человек подошёл ко мне, задыхаясь и обезумев от страха. Он держал свою визитную карточку в руках, совал её мне в руки и поднимал перед собой, — он думал, что я хочу его убить. На карточке стояло: Доктор Иоганнес. Стоя передо мной, он дрожал, как лист. Он объяснял мне, что он армянин и в Париже ради науки, что он, собственно, константинопольский врач. Я подарил ему жизнь и не убил его. Я помню этого человека очень хорошо, его уничтоженное выражение лица, его чёрную редкую бороду и широко расставленные верхние зубы.

Теперь носился слух, что стреляли из магазина обуви, или, точнее, из мастерской над ним. Это были «итальянские» рабочие, которые будто бы стреляли в полицию; естественно, что итальянцы оказались виноватыми. Теперь храбрость возвратилась к толпе, и она потекла обратно на бульвар. Конная полиция попыталась помешать притоку людей к сборному пункту из других частей Парижа при помощи кордона; но, как только толпа заметила это намерение, она начала бить стёкла в киосках, газовые фонари, ломать железные решётки, которыми ограждены каштаны на бульварах, и делать всё, чтобы только привлечь на себя полицию и не дать ей занять проходы. Когда это оказалось безполезным, они решили напугать до последней степени уже вздыбившихся лошадей полицейских и подожгли баррикаду из поваленных вагонов. В то же время продолжали взламывать асфальт, но так как это была довольно трудная работа, не особенно подвигавшая дело, то обратились к другим средствам. Отломанные железные прутья решёток, ограждавших каштаны, разламывались на меньшие части, с лестниц срывали деревянные перила, и, наконец, дошла очередь до моей прекрасной и высокой железной решётки. И тогда начали и бросать и кричать, утекать и нападать.

Так шли часы.

Вдруг полицейские отряды усилились войсками из Версаля. Ток пробежал по толпе. Полиция и национальная гвардия были предметами насмешек и всевозможных издевательств; но, увидев войска, народ стал кричать: «Да здравствует армия! Да здравствует армия!». И офицеры брались за фуражки, отдавая честь. Но лишь промчались офицеры и солдаты, опять стали бить стёкла, ломать решётки, нападать на полицию, и всё осталось тем же самым, чем и было.