Читать «Три дня счастья» онлайн - страница 3

Сугару Миаки

Возможно, на самом деле так оно и было.

Неприязнь одноклассников Химэно заслужила тем же, чем и я: она искренне считала себя самой умной, совершенно не пыталась этого скрыть, смотрела на остальных свысока — и в итоге оказалась изгоем.

Наши дома стояли на вершине холма, а одноклассники жили довольно далеко. Оно и к лучшему: под этим предлогом мы не ходили к ним в гости, предпочитая сидеть у себя. Когда надоедало, заявлялись друг к другу домой и неохотно играли вместе, всем своим видом показывая, что предпочли бы компанию получше.

Зимние и летние каникулы мы тоже проводили вдвоём, лениво гуляя по улицам, чтобы не волновать папу с мамой. Когда же они приходили в школу на фестивали или открытые уроки, мы тут же притворялись друзьями, стараясь создать видимость того, что нам хорошо вместе и ничего другого не надо. Мы оба считали, что лучше уж торчать с ненавистным другом детства, чем напрашиваться в компанию к тупым одноклассникам.

Младшая школа приносила мне одни огорчения. Иногда издевательства замечали учителя и на классном часе говорили о недопустимости такого поведения.

Руководительница класса с четвёртого по шестой год, видимо, хорошо разбиралась в подобных вещах и решила, что сообщать родителям стоит лишь в крайнем случае. Она понимала: если родителям станет известно об издевательствах в школе, мы окончательно почувствуем себя затравленными, и знала, что изгоям нужно хоть одно место, где можно забыть о своём положении.

Так или иначе, в глубине души нам с Химэно всё опротивело: и те, кто нас окружал, и мы сами — неудачники, неспособные построить с окружающими нормальные отношения.

Самая большая трудность заключалась в том, что мы не умели смеяться вместе со всеми. Когда я пытался растянуть губы в улыбке, внутри меня будто что-то издавало ужасный скрип. Наверное, так же себя чувствовала и Химэно. Самый заразительный смех на свете мы встречали каменными лицами, не в силах заставить себя и бровью шевельнуть.

Одноклассники считали это лишним свидетельством того, что мы противные выскочки, и ещё одним поводом окатить нас презрением. Конечно, мы и правда были просто невыносимыми выскочками, но смеяться со всеми не могли по другой, более глубокой причине. Кажется, мы с Химэно просто оказались не на своём месте, словно весенние цветы, распустившиеся зимой.

Дело было летом. Мне тогда исполнилось десять лет. На спине у Химэно красовался ранец, не раз выброшенный одноклассниками в мусорку, а на моих ногах — изрезанные ножницами школьные ботинки. Мы сидели на каменных ступенях, освещённого предзакатными лучами, и чего-то ждали.

Отсюда нам было хорошо видно школьный фестиваль. По обе стороны от узкой дороги выстроились тележки со съестным; прямые ряды бумажных фонариков светились в сумерках красным и были похожи на огни взлётной полосы. Внизу царило весёлое оживление, поэтому мы не решались спуститься.

Мы с Химэно сидели молча, не раскрывая рта: боялись, что иначе голос просочится в пространство между нами. Я крепко сжал губы и терпел изо всех сил.