Читать «Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок» онлайн - страница 28
Висенте Бласко Ибаньес
— Да, да, Фраскита! — говорил сверху дядюшка Лукас. — Сеньор коррехидор влюблен в тебя, и у него мерзкие намерения…
— Я давно тебе об этом твержу, — отозвалась наша северянка. — Ну, да пусть его! Осторожней, Лукас! Не упади!
— Не бойся. Я держусь крепко… Еще ты очень нравишься сеньору…
— Да перестань! — прервала его сенья Фраскита. — Я сама отлично знаю, кому я нравлюсь, а кому нет! Дай бог, чтобы я так же хорошо знала, почему я не нравлюсь тебе!
— Вот те на! Да потому, что ты уродина… — ответил дядюшка Лукас.
— Эй, смотри!.. Какая я ни на есть, а вот как залезу к тебе наверх да сброшу вниз головой…
— Смотри, обратно ты уже не слезешь, я тебя тут живьем съем.
— Ну, вот еще! А как явятся мои поклонники да увидят нас здесь, наверху, — скажут, что мы с тобой две обезьяны!..
— И верно. Ведь ты и впрямь обезьянка, и прехорошенькая, а я со своим горбом тоже похож на обезьяну.
— А мне твой горб очень даже нравится…
— Ну, тогда тебе еще больше должен нравиться горб коррехидора, — он куда больше моего…
— Ладно! Ладно, сеньор дон Лукас! Будет уж вам ревновать!
— Я? Ревновать? К этому старому мошеннику? Напротив, я очень рад, что он в тебя влюбился!..
— Почему же это?
— Да потому, что в самом грехе уже заключено покаяние. Ты ведь его никогда не полюбишь, а пока что настоящим-то коррехидором являюсь я!
— Поглядите на этого честолюбца! А представь себе, я его полюблю… Все на свете бывает!
— Это меня тоже не очень тревожит…
— Почему?
— Потому что тогда ты уже не будешь прежней; а раз ты не будешь такой, какая ты есть, по крайней мере какой ты мне кажешься, мне уже будет все равно, куда бы черти тебя ни утащили!
— Ну ладно, а что ты сделал бы в таком случае?
— Я? Почем я знаю!.. Ведь и я тогда буду другим, не таким, как сейчас, я даже не могу себе представить, что будет…
— А отчего ты станешь другим? — продолжала допытываться сенья Фраскита; она бросила подметать и стояла теперь, подбоченившись, задрав голову кверху.
Дядюшка Лукас поскреб затылок, как бы силясь вычесать оттуда нечто глубокомысленное, и в конце концов заговорил как-то особенно серьезно и мудрено:
— Стану другим оттого, что теперь я верю в тебя, как в себя самого, и вся жизнь моя в этой вере. Следственно, перестать верить в тебя — для меня все равно, что умереть или превратиться в другого человека. Я стал бы жить совсем по-иному. Мне кажется, я бы заново родился. Родился с другим сердцем! Не знаю, что бы я с тобой тогда сделал… Может, расхохотался бы и пошел прочь… Может, сделал бы вид, что даже не знаю тебя… Может… Э, да что это мы ни с того ни с сего такой скучный разговор завели? Что нам за дело! Пусть в тебя влюбляются хоть все коррехидоры на свете! Разве ты не моя Фраскита?
— Твоя, дикарь ты мой! — ответила наваррка, смеясь от души. — Я — твоя Фраскита, а ты мой дорогой Лукас, настоящее пугало, но лучше и умнее тебя никого на свете нет, и уж люблю я тебя… Спустись только с беседки — увидишь, как я люблю! Получишь больше тумаков и щипков, чем волос у тебя на голове! Ах! Тише! Что я вижу? Сюда шествует коррехидор, и совершенно один… И так рано!.. У него что-то на уме… Видно, ты был прав!..