Читать «Треугольная груша. 40 лирических отступлений из поэмы» онлайн - страница 8

Андрей Андреевич Вознесенский

Валит дьявольскими дозами

Рыбин, судьбы, чешую.

Церкви, луковки, картошка,

Ух — в уху!

Головешками галоши

Расплясались на снегу.

Пляшет чан по-половецки.

Солнце красной половешкой.

Боков бешен как шаман.

И бормочет:

"Ах, шарман..."

(Он кого-то укокошил.

Говорят, он давит кошек.

Ловит женщин до утра,

Нижет их на вертела.)

Но я прощу все сплетни, байки,

Когда, взявши балалайку,

Синеок, как образа,

Заглядится в облака

и частушка улетая

точно тучка

золотая

унесет меня как дым

к алым туфелькам твоим

как консерваторской палочкой

ты грозишься резвым пальчиком

"Милый — скажешь —

прилечу..."

Чу!..

Отступление об отступлениях

Болен я. Живу у моря.

Нет "Америки". Умора!

Я живу, счастливый, пленный

Обнаглевших отступлений.

Муза мне чаек мешает,

Помогает и мешает.

Ждет редактор Косолапов...

Берег кляксами заляпав,

Мое море отступает,

Точно сцену обнажает —

Душу,

водоросли,

песок,

А потом на берег шпарит,

Как асфальтовый каток!

Рублевское шоссе

Мимо санатория

Реют мотороллеры.

За рулем влюбленные —

Как ангелы рублевские.

Фреской Благовещенья,

Резкой белизной

За ними блещут женщины

Как крылья за спиной!

Их одежда плещет,

Рвется от руля,

Вонзайтесь в мои плечи,

Белые крыла.

Улечу ли?

Кану ль?

Соколом ли?

Камнем?

Осень. Небеса.

Красные леса.

Студенческое, озорное

Пожар в архитектурном институте

Пожар в Архитектурном!

По залам, чертежам,

Амнистией по тюрьмам —

Пожар, пожар!

По сонному фасаду

Бесстыже, озорно,

Гориллой

краснозадою

Взвивается окно!

А мы уже дипломники,

Нам защищать пора.

Трещат в шкафу под пломбами

Мои выговора!

Ватман — как подраненный

Красный листопад.

Горят мои подрамники,

Города горят.

Бутылью керосиновой

Взвилось пять лет и зим...

Кариночка Красильникова,

Ой, горим!

Прощай, архитектура!

Пылайте широко,

Коровники в амурах,

Райклубы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,

Весь в пламени диплом!

Ты машешь красной юбочкой

И дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!

Жизнь — смена пепелищ.

Мы все перегораем.

Живешь — горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,

Вонзится злей пчелы

Иглочка от циркуля

Из горсточки золы...

...Все выгорело начисто.

Вздыхающих полно.

Все — кончено?

Все — начато!

Айда в кино!

Польское

Конфедераток тузы бесшабашные

Кривы.

Звезды вонзались, точно собашник,

В гривы!

Польша — шампанское, танки палящая

Польша!

Ах, как банально — "Андрей и полячка",

Пошло...

Выросла девочка. Годы горят. Партизаны.

Проволоки гетто,

как тернии, лоб ей терзали...

Как я люблю ее

еле смеженные веки,

Жарко и снежно, как сны —

на мгновенье, навеки...

Во поле русском,

аэродромном,

во поле-полюшке

Вскинула рученьки

к крыльям огромным —

П о л ь ш а!

Сон? Богоматерь?..

Буфетчицы прыщут, зардев, —

Весь я в помаде,

Как будто абстрактный шедевр.

Новогоднее письмо в Варшаву

А. Л.

Когда под утро, точно магний,

Бледнеют лица в зеркалах

И туалетною бумагой

Прозрачно пубра на щеках,

Как эти рожи постарели!

Как хищно на салфетке в ряд,

Как будто раки на тарелке,

Их руки красные лежат!

Ты бродишь среди этих блюдищ,

Ты лоб свой о фужеры студишь.

Ты шаль срываешь. Ты горишь.

"В Варшаве дущно", — говоришь.

А у меня окно распахнуто

в высотный город словно в сад