Читать «Треугольная груша. 40 лирических отступлений из поэмы» онлайн - страница 5

В лице, лохматом, как берлога,

лежат озябшие зрачки.

Перебираю, как брелоки,

Прохожих, огоньки.

Ракетодромами гремя,

дождями атомными рея,

Плевало время на меня.

Плюю на время!

Политика? К чему валандаться?

Цивилизация душна.

Вхожу как в воду с аквалангом

В тебя, зеленая душа...

Мы — битники. Среди хулы

мы, как звериныши, волчата,

Скандалы точно кандалы

За нами с лязгом волочатся.

Когда мои джазисты ржут,

с опухшей рожей скомороха,

Вы думали — я шут?

Я — суд!

Я — Страшный суд. Молись, эпоха!

Мой демонизм — как динамит,

Созрев, тебя испепелит.

Второй монолог. Бунт машин

Э.Неизвестному

Бегите — в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты —

Бегите!

Нас темные, как Батыи,

Машины поработили.

В судах их клевреты наглые,

Из рюмок дуя бензин,

Вычисляют: кто это в Англии

Вел бунт против машин?

Бежим!..

А в ночь, поборовши робость,

Создателю своему

Кибернетический робот:

"Отдай, — говорит, — жену!

Имею слабость к брюнеткам, — говорит. — Люблю

на тридцати оборотах. Лучше по-хорошему уступите!.."

О хищные вещи века!

На душу наложено вето.

Мы в горы уходим и в бороды,

Ныряем голыми в воду,

Но реки мелеют, либо

В морях умирают рыбы...

Отженщин рольс-ройсы родятся...

Радиация!..

...Душа моя, мой звереныш,

Меж городских кулис

Щенком с обрывком веревки

Ты носишься и скулишь!

А время свистит красиво

Над огненным Теннесси,

Загадочное, как сирин

С дюралевыми шасси.

В эмигрантском ресторане

Сволочь? дымен, точно войлок.

Сволочь? бел, как альбинос.

Мою водку дует сволочь.

Сволочь? чавкает блином.

(Ресторанчик "Русский мишенька"

Говорили: не ходи.

В кадушке,

будто нищенка,

Березка в бигуди...

А за стойкой, как на ветке,

Угощают парочек.

В них вонзились табуретки,

Как булавки в бабочек!)

Враг мой? сволочь: отщепенец?

Ненавидя, пивом пенясь,

Что ты пялишься в упор?!

Сволочь? я не прокурор!

Двадцать лет сидят напротив,

Как экран, лицом горят.

Отступающие бродят.

И конвои в лагерях —

"немецких, английских, северно-

потом южноамериканских, вы понимаете,

Вознесенский?!.."

Посреди Вселенных сшибленных,

На маховиках судьбы

Блещут лунными подшипниками

Эти лагерные лбы.

"Нас крутили, молотили

Джазы, ливни, этажи...

Миллионы холодильников —

Ни души!.."

Ужас водкой дышим около:

"Вознесенский, вы откель?"

Он окает,

как охает.

О'кей!

За окошком марсианочки,

Так их мать...

А Окою осиянною

Ходит окунь — не поймать,

И торжественная тишь.

Тсс!..

И серебряно-черны

От ночной травы штаны...

"Роса там у нас, трава там у вас по колено.

Вознесенский, вы понимаете?

Из щетин его испитых,

Из трясины страшных век,

Как пытаемый из пыток,

Вырывался синий свет —

продирался ч е л о в е к!

По лицу леса шумели,

Шли дожди, пасли телят,

Вырывалось из туннеля,

Что он страшно потерял.

И отвесно над щекою

Плыли отсветы берез,

Плыли страшно и щекотно.

И не слизывал он слез.

И раздвинув рестораны,

Возле грязного стола,

Словно Суд,

светло и прямо,

М а-м а! —

Стала строгая страна,

Брови светлые свела.

Шляпки дам как накомарники,

Наркоманки кофий жрут...

"Майкл Орлов, лабай Камаринского!"

Жуть...

"М а-м а!" — стон над рестораном

под гармошки и тамтамы —

"М а-а..."

Были Миши, Маши, Мани --

стали Майклы, Марианны.