Читать «Травля русских историков» онлайн - страница 15

Как видим, очевидная для русских членов комиссии установка на нерешенность вопроса о самой возможности существования ритуальных убийств у отдельных еврейских сектантов-изуверов сразу же была интерпретирована еврейским патриотом С. М. Дубновым как скрытый антисемитизм. Любопытен в этой связи его разговор с одним из уже известных нам русских членов Комиссии В. Г. Дружининым. «После заседания, — пишет он, — подходит ко мне Дружинин и говорит, что его друг, покойный барон Давид Гинцбург, сказал ему по поводу ритуального навета: «А кто его знает! Может быть, у евреев есть неизвестная изуверская секта, совершающая ритуальные убийства». — «Я был поражен», — комментирует заявление В. Г. Дружинина С. М. Дубнов.

Ничего необычного в размежевании русской и еврейской части комиссии не было. «Какая-то часть еврейства, — проницательно отмечал в 1921 году П. Б. Струве, — не может не рассматривать русскую историю иначе как под углом зрения еврейских погромов».

Как бы то ни было, свою часть введения (другую часть должен был писать С. М. Дубнов) к практически уже подготовленному Комиссией к печати первому тому документов так называемого Гродненского ритуального дела 1816 года С. Ф. Платонов так и не написал, и опубликован он так и не был. Как полагает уже современный еврейский историк Савелий Дудаков, «возможно», что и в этом «отчасти был виноват С. Ф. Платонов», вновь намекая тем самым на некие антисемитские предрассудки выдающегося русского ученого. В декабре 1920 года Комиссия была закрыта.

В эти годы не прерывалась преподавательская деятельность С. Ф. Платонова в университете и Педагогическом институте. Угроза разрыва научной традиции, общего упадка русской науки, если в результате революции «несколько молодых поколений пройдут, не получив научных интересов и не приобретя навыков научной работы», — вот что, по словам одного из близких друзей С. Ф. Платонова в 1920-е гг. — М. М. Богословского — волновало профессуру в первые послереволюционные годы. Занятия научно-педагогической деятельностью в этих условиях он рассматривал как «научный подвиг, свидетельство гражданского мужества и нравственной зрелости ученого».

Важную роль в жизни С. Ф. Платонова сыграло избрание его в 1920 г. действительным членом Академии наук. Конечно же, избрание это могло состояться намного раньше, если бы не отрицательное отношение к его кандидатуре со стороны ряда влиятельных академиков кадетского толка, и в первую очередь А. С. Лаппо-Данилевского. «С течением времени, — отмечала в 1919 г. жена Сергея Федоровича Надежда Николаевна, — когда Академия наук превратилась всецело в гнездо партии конституционных демократов, да еще при нетерпимом отношении к Сергею Федоровичу со стороны Лаппо-Данилевского, произнести имя Сергея Федоровича в Академии наук было все равно, что показать быку красный платок. Теперь, когда Лаппо-Данилевского нет уже, Сергей Федорович имеет полное право сказать, что он никогда не делал никакого зла Лаппо-Данилевскому, а от него много зла видел».