Читать «Тополь цветет: Повести и рассказы» онлайн - страница 131

Марина Александровна Назаренко

— Останови тут, — попросила Лидия Васильевна.

Обычно она выходила подальше, а сейчас было еще очень светло, и она хотела потянуть время и спуститься к морю — может, последний раз в этом сезоне.

— Тут? — Безуглов послушно съехал на обочину. — Очиститься хочешь? Ну смотри, не задерживайся. Идет?

Как любила она в нем эту послушность! Их могли увидеть с автобусной остановки, с тропки, ведущей на пляж к Обскому морю, с бугра, где начинались дачи, но он не боялся.

И, глядя в его черные за длинными колючими ресницами глаза, она улыбнулась прощающе, хотя вздохнула еще судорожно. И еще постояла, следя взглядом, пока синенькая машина не съехала с шоссе влево на белеющую среди берез дорогу и не поползла вверх.

Он, конечно, прав: требовалось сильное очищающее впечатление. Худенькое, остренькое женское лицо, погашенное смертью, стояло над нею, а скорее всего в ней, оно постоянно находилось в ней, вместе с ее виною.

Бетонная гулкая труба, нырявшая под железнодорожную насыпь (по Безуглову — коллектор), выводила весенние воды с прибрежных кряжей и шоссе к морю. Летом в ней сновали люди — с моря и на море. Когда Лидия Васильевна пять лет назад воскресным утром принеслась сюда и спрыгнула с горушки, над трубой в ветвях висела пичуга и всех допрашивала: «Вит-тю видел, Вит-тю видел?» Ей показалось это знаменательным.

Сейчас в трубе было пусто и ветрено, и только мокрел нанесенный ногами и дождем песок. Лидия Васильевна пробежала под грохотавшим поездом и чуть не загремела вниз по бетонному руслу, о котором забыла. Выбравшись кое-как вбок на щебень, осыпавший склон, спустилась к зеленым камням, нагороженным с незапамятных времен и определившим границу намытого пляжа. Широкий, метров двести до моря, пляж поражал безлюдьем.

Ясное осеннее свечение леса будто приснилось. Лидию Васильевну вмиг отрезало от него и бросило в пустынную и тревожную синеву. Холодная, металлическая, она натекала с моря на косу, рдяно подсвеченную из тучи, и окутывала горизонт, тушуя контуры Обской ГЭС, дымы и здания за нею, и, может, это она слизала яхты и парусники, выметнув одну белую пену.

Внезапно из-за кустов, темневших посередине, потянулась струйка дыма, в паутине ветвей встал с земли желтый язык огня и мелькнула женская фигура с ведром.

Тогда Лидия Васильевна пошла по белому, плотному, зализанному песку. Ветер прохватывал сквозь кожаное пальто, леденил шею, открытый затылок. Шум моря усиливался, снижался, но был однообразно грозен. Волны катились, вздымались пеной и шлепались на песок, на черные коряги, которые море выносило со дна вот уже пятнадцать лет и не могло вынести.

И если сейчас она шла несмело, то все же уверенней, чем в то давнее воскресное утро, когда ее будто что сорвало и понесло сюда — скорей, скорей, на электричке.

Уже с утра пляж был завален бронзовыми телами — у студентов как раз шли экзамены, и многие сидели под натянутыми простынями с учебниками, у других начались отпуска, и куча детей визжала и плескалась на мелководье. Лидия Васильевна легла так, чтобы видеть выход из трубы. Безуглов появился наконец — с полотенцем через плечо, ярким, махровым, — она подозревала, что это его жена имеет вкус к хорошим вещам, потому что сам он оставался довольно безразличен к ним: Она улыбнулась сейчас, вспомнив, как он шел, увязая в песке, черноголовый, смуглый, в распахнутой белой нейлоновой рубашке, гордый и счастливый. Он показался ей именно счастливым — так ему никто не был нужен, кроме девочки в красном халатике, тоже расстегнутом, тоже каком-то детски-модерновом и кокетливом в том желто-голубом утре. Женщины, которую она так боялась и так хотела увидеть, рядом с ним не оказалось. Может, она и в самом деле настолько больна и слаба, что не ходила с ним к морю, как Лидия Васильевна поняла из разговоров.