Страшны в вагонах люди спящие,их сны — как игры ролевые,их сны — взрывные и шипящие,сонорные и щелевые.Их сны — мучительно-подробные,как жизнь согласных в райских кущах,где и язычные, и нёбныеслились в потоке слёз текущих.И вот опять на поле бранноевыходит лютый змий ли, волк ли…Что — фрикативные, гортанные,вы притаились и умолкли?Чтоб муки не терпеть напрасныеи грех не предавать огласке,звучат сегодня только гласные,дрожат голосовые связки.
* * *
Вылетают из клеток чижи, канарейки, жар-птицы,по излучинам веток бегут огневые лисицы,время тоже летит, как царевна на сказочном волке,с новогодней сосны облетают сухие иголки.А по склону холма мчится огненный ангел на лыжах,и отчаянно лают собаки в подпалинах рыжих.Мы, последыши века, ни петь, ни молчать не умеем,постепенно немеем, обнимаемся с огненным змеем,изгибаемся в пламени, стоя на шатком пороге,и уходим навеки, целуя чужие ожоги.
* * *
Всё то, что в жизни мы считаем раем,от нас уходит прочь. И мы не знаем,что происходит в царстве вещества —какие вихри там, круговороты,зачем, как рыба, плещется листваи в бой идут кротов слепые роты?Всё то, что в жизни обещает ад, —томленье, муки совести нечистой,течёт сквозь время, как ручей речистый,под звуки песнопений и баллад.А на границе знания и верырастёт трава, рождаются химерыиз детских слёз и океанских брызг,снуют стрижи, как в море флибустьеры,и издают какой-то странный визг —как будто хочет мёртвого окликнутьсей мир живой, и тихо зарыдатьо том, что вновь благоухать и никнутьначнёт трава, как Божья благодать.
* * *
Никому не клялся, не лгал, не давал зарока,по земле ходил, как печальный монах-расстрига…В виде речки мелкой текла по земле дорога,и шальные птицы без нот исполняли Грига.Взяв ковригу хлеба и соли в льняном мешочке,сколько черствых крох ты оставил в вагонах спальных?А теперь на праздник ты сыну везёшь и дочкев золотом ларце скорлупу от яиц пасхальных.Голубь клюв зарыл в оперенье своей голубкии воркует, стонет на птичьей своей латыни,им бы тоже, бедным, склевать по одной скорлупке,да лихая жизнь приучила беречь святыни.И земля куда-то под вальс уплывает венский,голубям шальным не видать твоего подарка —пусть клюют по крупке слежавшийся снег крещенскийиз чужой руки у собора святого Марка.
* * *
Ночь. Вода остыла в грелке.Мышь скребётся в уголке.Спит скелет леща в тарелке,лук в капроновом чулке.А часы большие с боем,спички, дольку чесноказасыпает тонким слоемсмерти тонкая мука.Дом, плывущий в неизвестность,перегружен, как ковчег,в нём терять свою телесностьне желает человек.Не желает подчинятьсяходу мерному светил,тяжело ему менятьсяи терять остатки сил.За утратой ждёт утрата,в стены дома бьёт волна…Где вершина Арарата?Существует ли она?
