Читать «Том 2. Литературно–критические статьи и художественные произведения» онлайн - страница 207

27

<…> Думаем, что систему Гербарта ожидает новое значение на время философского междуцарствия в Германии.

28

Старолютеранская церковь есть явление новое. Она произошла от сопротивления некоторой части лютеран против соединения их с реформатами. Нынешний король Прусский позволил им использовать свое учение открыто и отдельно, вследствие того образовалась новая церковь под названием старолютеранской. Она имела свой полный Собор в 1841 году, издала свои особые постановления, учредила для своего управления не зависящий ни от каких властей свой Высший церковный совет, заседающий в Бреславе, от которого одного зависят низшие советы и все церкви их исповедания. По их постановлениям решительно запрещаются смешанные браки для всех принимающих участие в церковном управлении или в воспитании. Другим же если не прямо запрещаются, то, по крайней мере, отсоветываются как предосудительные. Смешанными же браками называют они не только соединение лютеран с католиками, но и старолютеран с лютеранами соединенной, так называемой евангелической церкви.

29

Глубокомысленные сочинения Розмини, обещающие развитие самобытного мышления в Италии, знакомы нам только журнальными рецензиями. Но сколько можно судить из этих разорванных выписок, кажется, что XVIII век скоро кончится для Италии и что ее ожидает теперь новая эпоха умственного возрождения, исходящего из нового начала мышления, опирающегося на три стихии итальянской жизни: религию, историю и искусство.

30

Вот что говорит К. Мехержинский в своей «Historya jezyka lacinskiego w. Polsce» (Krakow, 1835): «Тогда было общее мнение, что все достойное уважения и разумное не иначе могло быть писано, как по-латыни. Между тем Краковская Академия (основанная в 1347 году), предупреждая все немецкие университеты, открыла для Польши новый Лациум, где древние музы Гесперии уже избрали себе постоянное местопребывание, и полякам уже не нужно было искать наук за Альпами. <…> Вскоре ягеллонские учебные заведения затмили своею славой многие европейские. <…> Богословы-ораторы, посланные (из Польши) на Базельский собор, заняли там первое место после боннонских Туллиев. <…> Казимир Ягайлович завел множество латинских школ и очень заботился о распространении языка латинского в Польше, он даже издал строгое постановление, чтобы каждый, кто ищет какую-нибудь значительную должность, должен хорошо говорить на языке латинском. С тех пор и вошло в обычай, что каждый польский шляхтич говорил по-латыни… Даже и женщины ревностно занимались латинским языком. Яноцкий говорит, между прочим, что Елизавета, жена Казимира II, сама написала сочинение „De institution regii pueri“. <…> Как прежде математика, юриспруденция, так в это время расцвели в Польше науки изящные и быстро поднялось изучение латыни. <…> Луд Дециус (современник Сигизмунда I) свидетельствует, что у сарматов редко встретишь человека из хорошей фамилии, который бы не знал трех или четырех языков, а по-латыни знают все. <…> Королева Варвара, жена Сигизмунда, не только совершенно понимала латинских классиков, но и писала к королю, своему мужу, на латыни. <…> И среди Лациума, говорит Кромер, не нашлось бы столько людей, могущих доказать свое знание латинского языка. Даже девушки как из шляхетных, так и из простых семей и по домам, и по монастырям равно хорошо читают и пишут по-польски и по-латыни. А в собрании писем от 1390 г. по 1580 г. Г-н Камусара, современный писатель, говорит, что из ста шляхтичей едва ли можно отыскать двух, которые бы не знали языков латинского, немецкого и итальянского. Они научаются им в школах, и это делается само собой, потому что нет в Польше такой бедной деревеньки или даже корчмы, где бы не нашлись люди, владеющие этими тремя языками, и в каждой даже и самой маленькой деревеньке есть школа. Этот важный факт имеет в глазах наших весьма глубокое значение. <…> Жажда европейской славы принуждала писать на всеобщем латинском языке; зато польские поэты получали венцы от германских императоров и от пап, а политики приобретали дипломатические связи. <…> До какой степени Польша в XV и в XVI веках превосходила другие народы в знании древних литератур, видно из множества свидетельств, особенно иностранных. Де-Ту в своей истории, под годом 1573, описывая прибытие польского посольства во Францию, говорит, что из многочисленной толпы поляков, въехавших в Париж на пятидесяти рыдванах, запряженных четвернями, не было ни одного, который бы не говорил по-латыни в совершенстве; что французские дворяне краснели от стыда, когда на вопросы гостей они должны были только подмигивать; что при целом дворе нашлись только двое, которые могли отвечать этим посланникам по-латыни, — за что их и выставляли всегда вперед». Знаменитый Мурет, сравнивая ученую Польшу с Италией, выражается так: «Который же из двух народов грубее? Не рожденный ли на лоне Италии? У них едва ли найдешь сотую часть таких, которые бы знали по-латыни и по-гречески и любили бы науки. Или — поляки, у которых очень много людей, владеющих обоими этими языками, а к наукам и искусствам они так привязаны, что весь век проводят, занимаясь ими». То же говорит знаменитый член ученого триумвирата, Юст Липсий (один из первых филологов того времени), в письме к одному из своих приятелей, жившему тогда в Польше: «Как же мне удивляться твоим знаниям? Ты живешь между людьми, которые были некогда народом варварским, а теперь мы перед ними варвары. Они приняли муз, презренных и изгнанных из Греции и Лациума, в свои радушные и гостеприимные объятья».