Это — моё прощенье, это — мой дар тебе:эхо в пустом ущелье, отблеск луны в воде,шелест листвы осенней, тени летящих птиц,это — моё спасенье — помнить одно из лиц,то, где любовь гостила, словно в реке вода…Да, я тебя простила, да, я простила, да.Славила милость Божью, тайной судьбы узор,и осквернённый ложью, ведомый всем позор.Помнишь, что мир, как танец, рос в глубину и вширь?Баловень, иностранец, прыгал в снегу снегирь.И очевидец тайны, брат моего грехавдруг обрывал случайно тонкую нить стиха.Да, не могу понять я — кто ты и что с тобой,Ангел меняет платье в вечности голубой.Старая ткань слиняла — лёгкий покров души.Помнишь, как я меняла жизнь на твои гроши?Стало тепло на свете, ландыши расцвели,плачут тихонько дети в разных концах земли…
* * *
Буду птицей, в светлом тумане реющей,иль осокою, щеку пространства бреющей,то лисицей хитрой, то резвой белкою,на твоих часах — часовою стрелкою.Опустилась ночи завеса плотная,закричала в воздухе выпь болотная,за свою свободу от сети ратуя,сом в осоку спрятал лицо усатое.Затихает к вечеру ветер дующий,брошу я кольцо в океан бушующий,чтобы быть причастной земной материи,стану каплей крови в твоей артерии.Вместо звёзд горят над землею факелы,вместо птиц парят над водою ангелы,без больших надежд на своё спасениебуду мёртвым, чающим воскресения…
* * *
1
Я ушла далеко по дороге, заросшей бурьяном,миновала пустырь, где репейник торчит Д’Артаньяном,заглянула в окно низкорослой последней избушки —на стене крепостной в это время палили из пушки.Тополь рядом с избушкой был светом пронизан багряным,а в зелёной листве соловей заливался Бояном,было самое время мне вспомнить о Чёрной Каяле,но меня зазывали купцы и манили бояре,и задумчивый князь мне рассказывал детские сказки,что купцам и певцам не страшны половецкие пляски.
2
Я плыла по реке, по реке я плыла в половодье,загоняли коней или в воду бросали поводьято потомки Трояна, то Велеса юные внуки,из зелёной воды я тянула прозрачные руки,с ожерельем на шее, с браслетом на левом запястьевоздух я целовала — и это считала за счастье.А волна на волну набегала прозрачною кровью,чтобы в шуме прибоя любовь рифмовалась с любовью.
3
В доме, брошенном мною, пелёнки над печкой сушились,а в зелёной траве муравьи и жуки копошились,и в саду за забором, под старой мичуринской сливойс толстым томом подмышкой сидел мой отец молчаливый.Как ребёнок большой, он рассматривал ложки и вилкии гранёный стакан сквозь стекло от зелёной бутылки.Мама резала хлеб (о, как сердце усталое сжалось!),и сестрёнка моя за подол материнский держалась.