Читать «Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз...» онлайн - страница 288

Девичье поле. Новодевичий монастырь. Народ просит Бориса принять царство.

Один.

Все плачут.

Заплачем, брат, и мы.

Другой.

Я силюсь, брат.

Да не могу.

Первый.

Я также. Нет ли луку?

Потрём глаза.

Второй.

Нет, я слюней помажу.

Что там ещё?

Первый.

Да кто их разберёт?

Народ.

Венец за ним! Он царь! Он согласился!

Борис наш царь! Да здравствует Борис!

Горчаков и Пушкин «перехитрили» друг друга. Если Пушкин до конца своих дней верил, что его поэма «Монах» уничтожена Горчаковым,— то сам министр был убеждён, будто поэт учёл его замечания по поводу «Бориса Годунова». Действительно, Пушкин обещал в 1825 году выбросить строку про «слюни» — и оставил, а Горчаков не узнал про обман. Первому слушателю «Бориса», видно, не довелось его прочесть.

Если б Горчаков лучше знал текст трагедии, то, возможно, воскликнул бы: «Ну вот, Александр, с ним всегда так — несерьёзен!»

Впрочем, посмертные беседы Пушкина с Горчаковым не обрываются и в 1880 году. Дело в том, что вскоре после открытия памятника в Москве умирает Комовский…

Пушкин не знал, кому посвящает последние строки «19 октября», а Горчаков, единственный из лицеистов — узнал:

Кому ж из нас под старость день Лицея Торжествовать придётся одному? Несчастный друг! Средь новых поколений Докучный гость и лишний и чужой, Он вспомнит нас и дни соединений, Закрыв глаза дрожащею рукой… Пускай же он с отрадой хоть печальной Тогда сей день за чашей проведёт, Как ныне я, затворник ваш опальный, Его провёл без горя и забот.

Князь заслужил последнюю награду — ещё десять пушкинских строк. Министр с отрадой провёл не один, а многие дни — 1880-го, 1881-го, 1882-го, и так до 28 февраля 1883 года. Те дни, когда он был последним лицеистом.