Читать «Татьяна» онлайн - страница 150
Николай Владимирович Блохин
– Здорово, полковник! – рявкнул один из вновь прибывших. Остальные караульщики заржали, перемежая гогот похабщиной и матерщиной. Тот, к кому они обращались, копал лопатой огород, не видя и не слыша вновь прибывших. Напротив него сидела в коляске его супруга и с тихой радостью улыбалась ему. Матерщина и похабщина караульных усилились, но всё осталось, как и было. Один из новичков прервал ржанье и сказал:
– Дай ему волю, он всех нас, всю Рассею обратно перелопатит.
А рядовой Савва сказал:
– Да ему надо памятник золотой ставить.
– Чив-во?! – всколыхнулся один из вновь прибывших. – Это Кровавому-то?
– Крови на нём не боле, чем у тебя мозгов. А памятник за то, что двадцать два года управлял такими сволочами, как мы.
Не слушая ответной реакции, рядовой Савва смотрел на лицо сидящей в коляске. Оно выражало только одно – бесконечную любовь к тому, кто в нескольких шагах от неё сосредоточенно работал лопатой. И желание и готовность разделить с ним всё, что бы с ним ни случилось. Нет в мире той ругательной грязи, какую не вылили бы на неё всякие агитаторы, "члены комитетов", думские оратели, глаголом сердцеподжигатели, шаставшие безнаказанно среди солдат. Одного такого орателя штыком в своё время пропорол рядовой Савва. И вот теперь впервые он видел её. "Чужеземка", "властная", "истеричная" – как представляли её оратели, имевшая всё и всё потерявшая, потерявшая из-за того, кто перед ней сейчас, обматерённый и униженный, огород копает. Как же она должна б ненавидеть его!.. А рядовой Савва видел в её глазах только одно – любовь. И ещё: рядовой Савва отчётливо видел, что оба супруга действительно не воспринимают направленную на них брань. Они не демонстрируют это, от них в самом деле отскакивает вся чернота во зле лежащего мира. В них в самом деле нет обид, и они ни на кого не держат зла. И тут рядовой Савва почувствовал, что его начинает сотрясать та самая дрожь, что напала на него в Троицком Соборе в Ставке, и он начал понимать, в чём грандиозность и ужас события, при котором он присутствовал. И на тот безмолвный его выкрик-вопрос Лику на иконе ответ теперь виделся и слышался, ответ для разума, ответ без утешения и успокоения: "Да, вам Сыном Моим было оказано грандиозное и страшное доверие. Вашему государству, которое вы сами называли святым, дому Моему! Над вами было поставлено властвовать святое семейство. Вот они сейчас перед тобой, смотри и виждь! И ещё это было испытание. "Как птица птенцов, хотел собрать Я вас..." От вас нужно было только одно: вольное и безоговорочное подчинение. Загонять вас плёткой, давить на вас святое семейство на будет. Вы – званые! Но вы – не захотели..."
К работающему лопатой и сидящей в кресле подошла девушка в тёмно-сером платье. Дочка, явно, больше некому. По поводу неё тоже прошлись хохотливой похабщиной караульные. Она, как и родители, их тоже не слышала. Она стояла к нему спиной, но вот обернулась. И окаменел мгновенно рядовой Савва, и дрожь у него прошла. На него смотрела она, Татьяна-дарительница, сестра милосердия, его выходившая. Теперь глаза её не искрились праздником, но и печали в них не было, её взгляд был сосредоточен и задумчив. Убранные в полушар волосы обрамляла обручем серая лента. И она его узнала и медленно подошла к забору, их разделявшему. И вот они рядом, как тогда, в далёкий метельный Татьянин день. Рядовой Савва стоял навытяжку перед Русской Царевной и плакал. Именно такой, единственно такой и должна быть Русская Царевна, дочь святого семейства. Она улыбнулась ему и что-то сказала, но он не расслышал, из груди его вдруг вырвались едва сдерживаемые рыдания. Он упал на колени и припал лицом к её ботинкам. Она гладила его по голове и тихо говорила, что на всё воля Божия. Вновь прибывшие караульные брезгливо-недоумённо наблюдали непонятную сцену. А рыдания рядового Саввы разрастались всё больше.