Читать «Там, где папа ловил черепах» онлайн - страница 3
Марина Эрастовна Гельви
— По-моему, лет двадцать.
— Боже мой, — выдохнула тетя Тамара.
— Да, двадцать лет. — Дядя грузно привстал, долго снова усаживался. — Последний раз мы виделись в Квирилах в тринадцатом году.
— Да, да, в Квирилах, — подхватила тетя Адель. — Помните банкет?
И они начали вспоминать Квирилы. Я с любопытством поглядывала на Люсю. Кудрявая и нежная, она походила на фарфоровую куклу, только была очень бледная и темные круги залегли под большими грустными глазами, будто кто-то навсегда обидел ее.
А взрослые уже передвигали мебель. Мама сначала не хотела селиться в бабушкиной комнате, но бабушка уговорила, и вот разобрали ее кровать и перенесли в галерею, а нам постелили в ее комнате на кушетках.
Снова сели за стол — пить чай, снова стали вспоминать прошлое.
— Папа, а где черепахи? — за множеством впечатлений я и позабыла об очень важном для меня вопросе.
Папа усмехнулся:
— Теперь они живут гораздо выше, в горах. — И пояснил остальным: — В поезде я рассказывал детям, как мы удирали из гимназии и играли здесь на полянах и в оврагах. Знаешь, Эмиль, когда отец написал мне в Россию, что купил дом в Нахаловке, я и представить себе не мог, что город поднялся так высоко. Нахаловку давно переименовали, — сказала тетя Адель, — теперь это Ленинский район. А люди все равно говорят: Нахаловка.
— Привычка.
— Да.
Пока бабушка рассказывала про Нахаловку, мы с Люсей пригляделись друг к другу, и я поведала ей свое горе: мы Мимишку оставили в Трикратах Ваньке. Я вздохнула:
— Собака тоскует без нас.
Люся промолчала, слезла со стула, побежала куда-то и принесла шесть кукол:
— Дарю навсегда.
Я их прижала к груди: какие красивые, покупные. Я тоже слезла со стула, вытащила из саквояжа своих тряпичных кукол и протянула их сестре. Люся предложила залезть под стол, стоявший у стены. Под ним была удобная перекладина. Мы на нее уселись и стали смотреть сквозь вязаную сетку скатерти. Взрослые говорили о войне.
— В четырнадцатом году я принял военный госпиталь в Майкопе. — Дядя Эмиль помолчал, покачал из стороны в сторону головой. — Сколько мы оперировали… А раненых все везли и везли…
— Он хороший доктор, — прошептала я, глядя на дядю.
Люся подумала:
— Он сердитый.
Я покачала свою куклу, поправила ленточки на ее чепчике:
— Бьет тебя?
— Нет, что ты! Он делает замечания.
— Почему?
— А когда не закрываю дверь.
Мы снова стали слушать разговор.
— Я разочаровался в жизни в четырнадцатом году, — продолжал дядя. — Ни революция, ни гражданская война не вызывали во мне такого негодования, какое вызвала империалистическая. Это была бессмысленная бойня.
— А я тогда работал в Харькове, — сказал папа. — В конце четырнадцатого года меня призвали в армию. Я тогда многое понял и после демобилизации не вернулся к научной работе, пошел на хозяйственную. Моммо в тот момент это было нужнее.
— Мой папа добрый, — прошептала я.
Люся промолчала.
— А твой папа какой?
— Не знаю.
— А где он?
Она пожала плечами.
— Потом я организовал интернат для детей Рязанщины, потом такой же интернат под Николаевом — в селе Трикраты.
— Как просто: организовал! — перебила мама. — А ты расскажи, что мы пережили в те годы?