Читать «Таежный бурелом» онлайн - страница 117

Стиснув зубы, Шадрин молчал. Всю свою волю он сосредоточил на одном: первому прийти к сверкающей вдали Уссури.

— Не задерживай, комиссар! Пятки береги!.. — покрикивал повеселевший мужик.

Мало-помалу Шадрин втянулся. Сильные и ловкие взмахи укладывали мягкую влажную траву в высокий вал. Крестьяне шли следом, переговаривались:

— Прокос-то без двух вершков сажень.

— Если саблей так же орудует, японам худо придется.

— Он и сам не иначе из казачьей семьи.

— Наших кровей, по хватке видать.

Смуглые щеки Шадрина разгорелись. То и дело раздавался его голос: «Поберегись!» Обкашивая косарей, он рвался вперед. Тщедушный парень, приметив, что мужик в соломенной шляпе сердито сунул косу батраку, запел с молодым озорством:

Богачу опять лафа: Придумали отруба! Он земельку соберет, Жить на отруб перейдет. А мы, бедны мужики, Доедай его куски…

Батраки оглянулись. В дубовой рощице мелькнула соломенная шляпа хозяина. Несколько голосов поддержало частушку:

Хорошо живется барам, Всей землей владеют даром, А крестьянину земли На погосте отвели.

На берегу Уссури, куда Шадрин пришел первым, крестьяне его обступили.

Тщедушный парень, тот, что запевал частушки, протянул командирам кисет с самосадом.

— Курите, товарищи! Как жить дальше будем?

Дубровин затянулся самосадом, оглядел косарей.

— Люди вы трудовые, а ждете, кто за вас избу от наводнения спасать будет. Без ветра, сами знаете, и парус слабнет.

Косари вздыхали, разводили руками.

— Вожжи ни при каких обстоятельствах из рук не выпускать, — хмурясь, подтвердил Шадрин.

Тщедушный парень почесал лохматый затылок и, поглядев на ровные чистые прокосы, сокрушенно вздохнул:

— Справедливый упрек. Бить их будем, пока не покраснеют. Ждать нельзя, сами чувствуем — захлестывает петля. Советскую власть у нас не свергли, а они уже за горло хватают.

Крестьяне проводили командующего до машины и не расходились, пока автомобиль не скрылся за поворотом дороги.

Через час Шадрин и Дубровин подъезжали к Никольску-Уссурийску. Город лежал в котловине, окруженный цепью горных хребтов. По сторонам дороги раскинулись затопленные рисовые поля. Через них на несколько верст тянулась высокая насыпь — единственный путь в город.

— Это, видно, и есть Пушкинская дамба, — определил Шадрин.

Кругом Пушкинской дамбы топь: ни пройти, ни проехать. На дамбе трудились рабочие: минировали полотно, рыли волчьи ямы, вбивали остро заточенные колья.

— Молодцы никольцы, слово с делом не расходится, — одобрительно кинул Шадрин.

На улицах города строили баррикады, тянули проволочные заграждения, превращали каменные дома в узлы сопротивления. На просторной площади, заросшей лебедой и полынью, молодежь обучалась военному делу. С церковной колокольни на железнодорожное полотно уставилось жерло пушки времен Ерофея Хабарова.

На окраине их встретил Тихон Ожогин.

— Где же, комбриг, твои орлы? — спросил Шадрин.

— За городом, товарищ командующий, привыкли на вольном воздухе, да и жителей не хотелось беспокоить.