Читать «Струна (сборник)» онлайн - страница 214
Илья Наумович Крупник
Замечательно переведенный Володей Симоновым «Лента Мёбиуса» или «Слюни дьявола» в переводе Эллы Брагинской. Остановимся на переводе Брагинской.
Ведь в основе рассказа «Слюни дьявола» бытовой уличный сюжет, увиденный автором (здесь – героем-фотографом): пожилой гомик нанимает, судя по всему, привлекательную женщину, чтобы она соблазнила стоящего на улице юношу, соблазнила пойти с ней (а в действительности для того, чтобы уже в квартире им воспользовался пожилой сластолюбец). Ну что за сюжет… Разве стоит писать рассказ… И тут автор преобразует этот «нестоящий» сюжет виртуозной внешней обработкой, мастерством стиля. То же и в переводе Володи Симонова «Ленты Мёбиуса». Там еще с самого начала идет этот гимн внешнему мастерству. Стиль ветвится удивительно; тебя захватывают эти поразительные фиоритуры (вот такое слово. Откуда всплыл этот музыкальный термин?), переплетение фраз, все это великолепно, орнаментально, это просто восхищает по-настоящему. Повествование переносится в какие-то заоблачные выси, где герои (он – бродяга-насильник, убийца, и она – чистая девушка) в чем-то «переплетаются»? Непонятно, на грани необъяснимого.
И вот тут начинаешь задумываться о своем постулате: в начале должно быть чувство авторское, стиль и внутренний замысел – одно и то же. Только стилем и можно выразить чувство.
Но… Это ведь для поэтического типа сочинений. А для «умственных»: захватывающее увлечение самим сюжетом, но и виртуозностью повествования, и почти всегда так бывает у настоящих художников – захватывает тебя то, о чем ты читаешь. Для меня доступно выразиться в сочинении, только когда идет, повторяю, от собственного чувства, всего, что «не могу молчать». И только тогда это удается. Внутренне поэтическая проза. Если же нет сильного чувства, возникает сочинение (для меня) второго ряда. Интересно, но без эмоций. Но это для меня так… В общем, не будем однобокими в суждениях.
Мне кажется (и так обычно поступаю), – о чем бы ни рассказывалось, когда бы ни происходило и где действие (хоть в эпоху египетских фараонов!), надо писать: это происходит сейчас (именно об этом я когда-то не раз говорил), словно бы рассказывается сиюминутно происходящее, а не «воспоминание» о событии.
Вот до сих пор я помню, как на меня, школьника, подействовал рассказ Гаршина «Четыре дня». Оказывается – «открыл», – и вот так можно писать, не только как Толстой: писать от первого лица прямым монологом, короткими, точными, зримыми фразами, даже с резко натуралистичными деталями – как разбухает постепенно труп убитого турка, только-только убитого самим лежащим почти рядом в кустах раненным в ноги русским солдатом. И этот запах трупа, черви, воды нет, раненый подползает напиться из фляжки мертвеца. «Я напился. Вода была теплая, но не испорчена, и притом ее было много. Я проживу еще несколько дней…»
22-летний доброволец Гаршин, раненный в ногу, все это словно
