Читать «Струна (сборник)» онлайн - страница 202

Дверь была раскрыта, он вошел в полутьму, в ряды стульев без людей. Прошел насквозь в другой зал, просторный и пустой, с ковбоями по стенам на афишах. А на чистой стене был портрет в раме – мальчик во весь рост в мундире, с саблей: Шах Пехлеви. Напротив Шаха висел знакомый плакат: все Политбюро.

– Матросик, – позвали его по-русски, – а, матросик… – Голос был женский, немолодой, робкий, умоляющий голос: – Как там у вас сейчас, расскажи…

Он выскочил, не оборачиваясь, из кинотеатра через главный вход на булыжную площадь, на опаляющее солнце Пехлеви. Впереди всходил бетонный мост, и на нем часовой из 44-й армии (но это он узнал потом). Рядом стоял иранский солдат, маленький, небритый, в фуражке, натянутой на уши, с большой винтовкой.

– М-да, – машинально сказал Анатолий Семенович вслух и даже посмотрел на обратную сторону листа, но там было пусто. Тогда он снял с батареи первый, немного покоробленный от батарейного жара белый лист.

Ангелу хотелось сказать, что он не виноват что ангел-губитель, что послушание у него такое, что это еврейский квартал, и здесь никто не может без мамы. Внизу плакали дети, повторяли молитвы за раввином и ничего не понимали.

Ангел-губитель и ангел-хранитель нежно взяли душу, завернули в полотенце, чтобы не замерзла, и, прижимая ее к себе, взмыли вверх.

– А за этими когда? – спросил ангел-хранитель, показывая вниз на детей, но мысли его были уже далеко: он думал, как выстроить свою защитную, оправдательную речь и на что обратить внимание.

Ангел-губитель летел и плакал, и чувствовал себя евреем, потому что никто его не любил.

– Та-ак, – сказал Анатолий Семенович и долго разглядывал подпись внизу карандашом: Аня Сергеева. Закрыл глаза. Что это… И положил листы на стул.

Наконец, с некоторой опаской вернулся в комнату где потоп.

Три часа Анатолий Семенович, благо суббота, на работу не идти, все пытался убирать. Сваливал в кучу у двери отжатые тряпки, и в который раз опорожнял стоявшее посреди комнаты ведро, и все подбирал, подбирал, бесконечно, упавшие со стола и из плетеной корзины, опрокинутой сварщиками, бумаги. Очень ломило поясницу. Очень. Когда выпрямишься еле-еле. Да… Естественно. Естественно… Если столько лет за вечной этой, вечной сидячей работой в Бюро… Естественно. И зарядку давно бросил. Где это он слышал, что каждый год человек стареет на два месяца. И значит, что ты теперь просто худая щепка в очках, ясно?! И сутулый… А был ведь высокий! Боже, пятьдесят шесть, не семьдесят, что дальше…

Сейчас он лежал на боку на краю кровати. Паркетины поднялись перед ним от проникшей вниз воды, клонились одна к другой, как макеты маленьких пирамид. И корзина плетеная лежала набоку у стенки.

– Ну, всё, – сказал сам себе Анатолий Семенович. – Ладно. Всё. Забудем. Все обиды, всё. Катастрофа. Придется звать. Пусть поможет.

На мобильнике, вспоминая и сбиваясь все время, начал набирать цифры, не дочкин телефон, конечно, – зятя. Мужчина нужен. Помоложе. Этому… (ладно, забудем всё) ему-то и сорока пяти нету. Молокосос.