Читать «Стрекозка Горгона. 1828 год» онлайн - страница 2

А Жорж Стародубцев на Кавказ не попал, он в гарнизоне под Оренбургом солдатский ранец таскает. Офицеры из мятежных полков в Кавказский корпус отправлены, им дана возможность кровью искупить вину, а у Стародубцева, ни в чём не провинившегося, нет шансов в деле себя показать и стать офицером. Почти никаких шансов. А он бы тоже мог с малышнёй заниматься, и эти птенцы желторотые любили б Жоржа за его весёлый нрав без памяти, неотступно по пятам бы за ним следовали.

Друзья-кадеты, помня о незаслуженно наказанных товарищах, приняли решение, что теперь и ради них стараться должны. Если не сумеют те сами выслужиться, нужно хлопотать за них, подавать прошения. Выхлопотал же граф Алексей Орлов прощение для замешанного в мятеже брата, дав Государю клятву: «За двоих отслужу!» И франкмасон Михаил Орлов в родном имении живёт: хотя и под надзором, но все ж не унижен, не бит никем. Есть и другие примеры. Однако для того, чтобы перед государем ходатайствовать, нужно доказывать, что имеешь право ручаться за кого-то – своею храбростью, безупречной службой, подвигами во славу Отечества доказывать.

В корпусе дисциплина ужесточилась, больше никто по ночам не перелезал через стену и не отправлялся на самовольные прогулки по столице. Сергей, по крайней мере, давно об этом не слышал. Никому не хочется в солдаты попасть, а главное – опасаются кадеты Перского подводить, как бы ещё и директора не сместили. Демидов жесток и глуп, но он – начальник над всеми военными заведениями – нечасто сюда наезжает, его посещения, подобные варварским набегам, можно пережить, а если на место директора поставят самодура под стать Демидову, то настанет для кадет совсем невесёлая жизнь.

Однако здесь дисциплина всё равно не столь строга, как в Смольном. Бедные смолянки почти всего лишены. Сергей заходил по возвращении из летнего лагеря в Смольный, и там тощая похожая на крысу инспектриса неопределенных лет долго выспрашивала, кем он приходится мадемуазель Телятьевой, в результате отказалась её вызвать. Отрезала, брезгливо губы поджав, что лишь родному брату дозволяется говорить с воспитанницей без надзора взрослых. До этого дамы, дежурившие в приёмные дни, Таню вызывали, достаточно было сказать, что он кузен, сын её опекуна: следили с подозрением, когда Серж и Таня усаживались друг напротив друга, возле их стульев стояли, ловя с подозрением каждое слово, каждый жест, но видеться позволяли. А эта старая дева заявила, что если его пускали раньше, то ошибочно, и сию ошибку она намерена исправить.

И это теперь, когда у Сергея появилось огромнейшее желание видеть стрекозку как можно чаще! Высказать бы сей надзирательнице, кто она есть на самом деле, но Тане ж хуже будет. Пришлось просить прощения и удалиться ни с чем. Назвал на прощанье даму «Мадам!», и та оскорбилась, поправила: «Мадемуазель!» Надеется ещё мадемуазелью зваться, крыса старая! И как Таня терпит, не протестует? Могла бы запросто языка лишить иль что другое придумать…