Читать «Страх (пер. Городецкого)» онлайн - страница 3

Кнут Гамсун

Потом, сообразив, что мне надо спасти деньги, я пошёл в спальню, вынул из кармана свой бумажник и засунул его под матрац в постель. После этого я вернулся в комнату. На это дело не ушло, конечно, и минуты.

Перед моей дверью тихо говорили и шарили у замка. Я достал револьвер Джонстона и разглядел его: он был в исправности. Мои руки дрожали сильно, и ноги почти не могли держать меня.

Мои глаза упали на дверь; она была необычайно крепка. Эта досчатая дверь с тяжёлым засовом; она была не столярной, так сказать, а плотницкой работы. Крепкая дверь ободрила меня, и я снова получил возможность думать, — что едва ли делал до этого момента. Дверь отворялась наружу, следовательно, не было возможности её выломать. Передняя перед ней была, к счастью, настолько тесна, что не было места для разбега. Обдумав это, я вдруг почувствовал себя смелым, как мавр, и закричал, что всякого, кто вломится, я уложу на месте. Я пришёл в себя настолько, что сам слышал и понимал свои слова, и, прокричав их по-норвежски, увидел глупость этого и повторил громким голосом свою угрозу по-английски.

Никакого ответа.

Для того чтобы дать освоиться своим глазам с темнотой на случай, если б окна были выбиты и лампа потухла, я задул лампу. Я стоял теперь в темноте с глазами, направленными на окна, и с револьвером в руках. Дело затягивалось. Я становился всё более и более смелым, я не стеснялся уж выставить себя дьявольски-смелым малым, и я закричал:

— Ну, что же вы там решили? Уходить или входить? Ведь я спать хочу.

На это ответил через короткое время охрипший от холода бас:

— Уходим, собачий сын.

И я слышал, как ушли из передней и заскрипел снег. Выражение «собачий сын» — национальное ругательство Америки, — впрочем, так же, как и Англии, — и так как я не мог оставить без ответа, что меня назвали этим словом, то я хотел открыть дверь и выстрелить в негодяев. Но в самую последнюю минуту я удержался, подумав, что только один из них мог уйти из передней, а другой остался выжидать, когда я открою дверь, чтоб напасть на меня. Я подошёл поэтому к окну, поднял штору быстро, как молния, до потолка и выглянул. Мне показалось, что я вижу тёмную току на снегу. Я открыл окно, прицелился возможно лучше в темную точку и выстрелил. Осечка. Я выстрелил ещё. Осечка. В бешенстве я стал спускать курок раз за разом: наконец раздался жалкий один выстрел. Но треск был сильным в оледенелом воздухе, и я слышал крик с дороги: беги, беги!

Тогда выскочил какой-то человек из передней в снег, на дорогу, и скрылся в темноте. Догадка моя была верна: там был ещё один. И с этим я не мог как следует проститься на ночь, потому что единственный несчастный заряд, который был в револьвере, я уже истратил.

Я снова зажёг лампу, вытащил деньги и спрятал их к себе. И теперь, после того, как я всё уж перенёс, я стал таким жалким трусом, что побоялся этой ночью лечь в постель благородных супругов, а, подождав ещё с полчаса до первого света, надел пальто и ушёл из дома. Я заставил как мог лучше взломанную дверь, пробрался в город и позвонил в гостиницу…