Читать «Степной волк. Нарцисс и Златоуст» онлайн - страница 295

С печальной улыбкой вспоминал Нарцисс все те эпизоды, когда он, начиная с ранней юности, направлял и поучал своего друга. Благодарно принимал это друг, каждый раз признавая его превосходство и наставничество. А потом без громких слов выставлял рожденные из бурь и страданий своей истерзанной жизни творения: не слова, не поучения, не объяснения, не призывы, а истинную, возвышенную жизнь. Насколько беднее в сравнении с этим был он сам со своими знаниями, со своей монастырской дисциплиной, со своей диалектикой!

Вокруг этих вопросов кружились его мысли. И как когда-то много лет назад он вторгся в юность Златоуста со своими призывами и увещеваниями и придал его жизни новое направление, так и его друг после своего возвращения глубоко затронул и потряс его, побуждая к сомнению и переоценке. Они были равны; Нарцисс не дал ему ничего, что многократно не вернулось бы к нему обратно.

Друг уехал, предоставив ему время для раздумий. Проходили недели, давно отцвел каштан, давно потемнела молочная бледно-зеленая листва дубов и стала твердой и прочной, давно отклекотали на башне ворот аисты, вывели птенцов и научили их летать. Чем дольше отсутствовал Златоуст, тем больше понимал Нарцисс, что он для него значит. В монастыре было несколько ученых отцов, был там и знаток Платона, и превосходный грамматик, и один или два утонченных теолога. Среди монахов было несколько преданных, искренних душ, всерьез относившихся к своему призванию. Но не нашлось никого, кто стоял бы вровень с ним, с кем он мог бы всерьез помериться силами. Это мог дать ему только Златоуст. Снова лишиться его было тяжелым испытанием для Нарцисса. С тоской вспоминал он уехавшего.

Часто заглядывал он в мастерскую, подбадривал Эриха, который продолжал работать над алтарем и с тревогой и нетерпением ждал возвращения мастера. Иногда настоятель открывал комнату Златоуста, где стояла Мария, осторожно приподнимал покрывало и погружался в созерцание. Он ничего не знал о ее происхождении, Златоуст никогда не рассказывал ему о Лидии. Но он все чувствовал, он видел, что образ этой девушки долго жил в сердце друга. Быть может, он соблазнил ее, обманул и бросил. Но он принял ее в свою душу и сохранил вернее, чем самый верный супруг, и в конце концов, вероятно, спустя многие годы, в которые он не видел ее, создал эту прекрасную, трогательную скульптуру девушки, вложив в ее лицо, в ее фигуру, в ее руки всю нежность, восхищение и тоску любящего человека. В фигурах кафедры и трапезной он тоже прочитывал некоторые эпизоды из жизни своего друга. Это были эпизоды из жизни бродяги и человека страстей, бездомного и непостоянного, но то, что сохранилось от всего этого, было полно доброты и постоянства, полно живой любви. Какой таинственной была жизнь, каким мутным и бурным был ее поток и какими благородными и чистыми оказались ее плоды!