Читать «Спартаковские исповеди» онлайн - страница 7
Игорь Рабинер
– 26 декабря 2009 года на стадионе имени Игоря Нетто на Преображенке я участвовал во встрече ветеранов «Спартака» многих поколений. Такие встречи в последние годы вошли в добрую традицию. Клуб собирает чуть ли не до ста человек, поздравляет с наступающим новым годом, накрывает стол, вручает подарки. И это здорово, потому что позволяет всем нам чувствовать себя одной семьей. От четырех оставшихся в живых олимпийских чемпионов Мельбурна-56 – Парамонова, Исаева, Ильина и меня – до ребят, игравших в «Спартаке» в 90-е годы. Я 11 лет отдал родному клубу как игрок, еще 11 – как старший тренер, и мне есть что вспомнить. Многим другим – тоже. Убежден, что без идеалов и традиций настоящего клуба быть не может.
Судьба складывалась так, что я должен был стать торпедовцем. Переехав в 1946-м в Москву из Сухуми, играл за московские «Крылья Советов». Но в 48-м эта команда заняла последнее место, и ее было решено распустить, а игроков по разнарядке распределить в другие клубы. И меня направили в «Торпедо».
Но я хотел в «Спартак». Ведь туда из «Крыльев» перешли оба тренера – Абрам Дангулов и Владимир Горохов, и они позвали меня с собой. А у Горохова, которого считаю своим вторым отцом, я три года проспал на сундуке в темном чулане…
С жильем после войны был полный караул, люди в основном жили в бараках. Вот Горохов меня и приютил. Но спать, кроме чулана и сундука, было негде: я подкладывал матрац – такая вот «кровать» и получалась. Бывало, что они с женой приглашали меня в свою комнату, но спустя неделю Владимир Иванович начинал ходить вокруг меня и сопеть. Я отвечал: «Понимаю, что вам нужно супружеские обязанности выполнять» – и шел на свой сундук…
Горохов стал для меня родным человеком, и я не мог представить, что буду играть против его команды. Потому и подал заявление в «Спартак». Была еще одна причина: в нападении «Торпедо» блистал Александр Пономарев, и я, еще неоперившийся, понимал, что конкуренции с ним не выдержу. Много лет спустя Пономарев говорил мне, что зря я не пошел в «Торпедо» – ставили бы нас вдвоем, и мы терзали бы всех. Но первичной причиной все-таки были личности Горохова и Дангулова.
Устроить переход в «Спартак» было непросто. Как-то рано утром за мной приехала машина. И отвезли меня к генеральному директору будущего ЗИЛа (тогда он назывался ЗИС – Завод имени Сталина) Лихачеву, человеку влиятельнейшему. Если бы тот наш разговор сейчас показали по телевизору, было бы сплошное «пи-и» – мат шел через слово. Лихачев бушевал: «Как же ты хочешь за тряпичников играть?!» «Тряпичниками» он «Спартак» называл. Но я все это выслушал и в конце сказал: «Иван Алексеевич, и все-таки я хочу играть за «Спартак». Резюме директора было таким: «Ладно, иди играй за свой "Спартак", но запомни, что тебе дороги в "Торпедо" никогда не будет, даже если у тебя на заднице вырастут пять звездочек».
Упорство, чтобы отстоять свое право играть за «Спартак», приходилось проявлять и в других случаях. В 51-м году, когда я уже вовсю забивал за красно-белых, мы с командой находились в санатории имени Орджоникидзе в Кисловодске. Пошли в клуб. И вдруг слышу: «Симонян, на выход!» Выхожу – а там Сергей Капелькин, бывший игрок ЦДКА, и Михаил Степанян. Оба они были адъютантами Василия Сталина – сына вождя и патрона команды ВВС. «Никита, есть разговор».