Читать «Спартаковские исповеди» онлайн - страница 306

Но продолжалось это недолго. Два-три поражения – и пошли разговоры, что тренера надо менять. Да и старшие игроки, примерно равные ему по возрасту, не воспринимали Чернышова всерьез. Даже на «ты» кто-то его, по-моему, называл. В итоге проработал он месяца три.

Ну и, конечно, его отставку предопределила история с бромантаном. Видимо, его подсовывали под видом витаминов, или в первое блюдо клали. Не знаю даже, поскольку нам и в голову не могло прийти, что принимаем какой-то допинг. А потом у одного из игроков были проблемы с ребенком, потому что его жена забеременела, как раз когда его кормили этой гадостью…

Не думаю, что это была инициатива доктора – будь то Катулин, который был главным врачом команды, или помогавший ему Щукин. Скорее всего, это шло от главного тренера, ему это было нужно. Не думаю, что доктор без его разрешения на такое бы пошел. И если бы меня, подсунув таблетки, дисквалифицировали над год, как Титова, я бы просто… С Чернышовым бы тогда физически разобрался. Потому что такие вещи делать нельзя.

Перед поездкой в сборные, первую и молодежную, на матч с Ирландией было обычное медобследование. И вот приезжаем в раздевалку на матч «молодежек». Трое спартаковцев, в том числе я, должны выйти с первых минут. Но вдруг узнаем, что играть не будем! Чернышов, ту молодежную сборную возглавлявший, сказал, что у нас в крови нашли какой-то допинг, и нам лучше не играть.

Кто-то из ребят рассказывал, что после матчей из-за этого плохо себя чувствовал, перевозбуждение было такое, что заснуть не могли? Нет, у меня все было нормально. Может, нам, молодым, ничего и не подсовывали – энергии, мол, хватит, чтобы и без допинга бегать. А с матча сняли просто на всякий случай, чтобы подстраховаться после известия о положительных пробах у игроков первой сборной.

Позже ездили всем «Спартаком» на процедуры по очистке крови. Лежали под капельницей, а потом пару часов – под одеялами… И вот эти воспоминания лучшими в своей жизни не назову. Чернышова к тому моменту в команде уже не было. Но как он уходил и что нам говорил по этому поводу Червиченко – не помню.

Помню только ощущение бардака и развала, которое в тот момент у нас было. Команда превращалась непонятно во что. С ней что хотели, то и делали.

Хорошо помню и баннер, который осенью того года вывесили на трибунах наши болельщики – портрет Николая Старостина и надпись: «Он все видит». Терпеть то, что происходило со «Спартаком», нашим поклонникам было невыносимо – вот он и появился. Народ по-прежнему приходил нас поддерживать, а мы играли безобразно. В одном матче побеждали, потом в трех – проигрывали.

Но обвинений в «сдаче» игры с «Торпедо-Металлургом», на которой этот баннер появился, не принимаю. За то время, которое я играл в «Спартаке», мы никому игр не сдавали. Слухи тогда, помню, действительно были. Но лично я этим никогда не занимался, и никто мне этого не предлагал. Если бы знал, что исход предрешен, – просто не приехал бы на матч. Творить подобные вещи – неправильно. Хотя российский футбол таков, что у нас многие считают это нормальным. Сегодня надо помочь кому-то не вылететь, а в следующем году они вернут три очка… Противно.