Читать «Солоневич» онлайн - страница 56

Иван внимательно, с сочувствием слушал, курил, иногда покачивал головой, словно находя в словах брата отзвук своих сокровенных, вновь и вновь подтверждаемых размышлений. Иван дал Борису возможность высказаться до конца, не перебивая, не комментируя услышанного.

— Ну и к какому ты выводу пришёл после всего этого? — неожиданно спросил он Бориса.

— О чём это?

— Да вот, о советской действительности?

— Да какой же может быть иной, кроме самого пессимистического!

— Ну, слава богу — значит, и твой оптимизм дал наконец трещину.

— Ну, уж сразу и трещину… Оптимизм — это не политический анализ, а, так сказать, точка зрения на мир. Но вот насчёт «новой жизни» и соцстроительства — последние надежды действительно ушли бесповоротно… Нашей русской молодёжи нет места в этой стране.

— Только вашей, как ты говоришь, непокорной молодёжи нет места? А другим — мирно и сладко живётся? Неужели, по-твоему, кто-нибудь выиграл во всей этой идиотской истории, именуемой пролетарской революцией?

— Ну, чекисты по крайней мере выиграли.

— Во всяком государстве есть палачи, и им, как правило, сытно живётся. И той сволочи, на которой держится советская власть и для которой жизнь и слёзы человеческие — песок под ногами, — им тоже кое-как живётся!.. И вот собралась такая шайка ни перед чем не останавливающихся людей, связала каждого взаимной порукой пролитой вместе крови и творит эксперименты…

— Так что же, по-твоему, перебить эту сволочь?

— Поздно уже. Надо было раньше… Да не сумели. Сперва деликатничали, а потом не так взялись за борьбу. А теперь уже поздно — аппарат власти в их руках. Мы голыми руками ничего не сделаем.

— Так что же: faire bonne mine à mauvais jeu?

— Ну, это уже к чёрту! А выход, по моему мнению, простой — если тебе, как ты сам говоришь, нет места в этой стране, давай уйдём в другую!

— Драпать за границу?

— Ну, конечно… Не гнить же здесь, бессильно сжимая кулаки, и ещё притворяться «энтузиастом социалистической стройки»… Вот, возьми — сколько хороших ребят хотело быть полезными стране… Этак по-хорошему. Вот и скауты, и соколы — да мало ли кто ещё хотел быть просто русским, просто полезным России. Но ведь как ни работай, всё равно всё это идёт на пользу мировой революции и советской шайке…

И ещё один вывод сделал Иван о перспективах жизни в СССР — своих, Бориса, всех, кто принадлежал к «клану Солоневичей»: «А здесь — мы на учёте, и на плохом учёте. Помочь им (России и русскому народу. — К. С.) здесь уже ничем не можем. Эта иллюзия лопнула. Нам в советских условиях можно теперь быть либо рабами, либо погонщиками рабов. Третьего не дано. А мы ни для того, ни для другого не приспособлены».

Возможно, Иван затеял этот разговор преждевременно. Даже после Соловков и сибирской ссылки Борис был настроен к советской власти примирительно: он спешил к семье, хотел забыть, выбросить из головы лагерные воспоминания, приспособиться к новой жизни, которую он прежде видел, по его словам, «только с оборотной стороны, со стороны изнанки». Должна же быть у неё какая-то другая сторона, лояльная, человечная, дающая право на жизнь без страха после того, как «ошибки прошлого» были искуплены годами неволи. «Дай толком оглядеться да очухаться», — сказал Борис на прощание брату. Он был прав, откладывая решение, потому что принимать его нужно было не в одиночку, «с индивидуальной точки зрения», а вместе с Ириной, «Ладой-Снегурочкой»…