Читать «Сокровища Валькирии (Книга 3)» онлайн - страница 52

Обычно побудку играл Арчеладзе: сам просыпался рано и тут же стучал кулаком в стену. А в этот раз никто не стучал, и вымотавшийся за двое суток в горах Воробьев проспал до вечера. Он привык к чистой, интеллигентной работе, когда нужно проникнуть в запертое помещение или просочиться сквозняком на тщательно охраняемый объект, установить там умную и сложную аппаратуру и так же незаметно исчезнуть. Остальное было делом техники. А здесь он ползал по лесам, как какой-нибудь фронтовой разведчик, страдая от излишнего веса и одышки, бегал марш-броски, волоча за собой пленных, и медленно сатанел от безысходности: возврата к прежнему быть не могло, и оказавшись "вне закона", он ставил на прошлом крест. Конечно, в его судьбе и неустойчивом нынешнем положении был виноват Арчеладзе, втравивший все свое окружение в эту авантюру. Но если Кутасову на Балканах было раздолье - попал в родную стихию и не особенно-то задавался вопросами, что и во имя чего делается, будучи авантюристом по складу характера и профессии,- то Воробьев, пока без особенных всплесков, страдал от неопределенности будущего. Ну, выловят они весь "Арвох", каким-то образом не дадут секретным службам неизвестно каких стран хозяйничать на горе Сатве, а потом что? Куда? Назад в Россию? Но там их балканские дела могут откликнуться, поскольку у "духа мертвых" руки длинные, а сам он - бесплотен. Неужели остаток жизни придется доживать на нелегальном положении, как Птицелов, принявший яд на Ваганьковском кладбище? А хотелось пожить тихо, в свое удовольствие, и где-нибудь в Подмосковье, на той же Клязьме, например, построить домик в лесу, собирать грибы, удить рыбу - эдакая идиллическая жизнь отставного майора госбезопасности. На праздники и юбилеи надевать форму, говорить тосты в кругу друзей, выступать в школах или - о чем теперь и не мечтать!- читать курс лекций по оперативному искусству в спецшколе службы безопасности. Все это стало неисполнимо. Но даже если бы Арчеладзе объявил завтра, что надо ехать в Африку и охранять там какой-нибудь кусок пустыни, Воробьев бы поворчал, повозмущался и поехал только из соображений честолюбия. Дело в том, что полковник однажды буквально спас его, когда Воробьева вывели за штат и поставили вопрос об увольнении до пенсионного срока. Попросту вышвыривали из службы по политической неблагонадежности. Его, как самого лучшего оперативника и специалиста по литерным мероприятиям, включили в специальную группу, чтобы осуществлять слежку за патриотическими партиями и движениями. Режим тайно осуществлял политический сыск и провокации, якобы среди организаций коммунистического толка. На самом же деле это было направлено против всех, кто выступал за самостоятельность и мощь России. Воробьева возмутило то, что вчерашние борцы с диссидентами сегодня ополчились на... патриотов. Причем бессовестно, нагло утверждали, что теперь они - враги отечества! Он же офицер, всегда мысливший себя только русским офицером, не мог не быть патриотом, о чем и доложил начальству. Влиятельный Арчеладзе, о деятельности которого лишь смутно догадывались во многих службах конторы, неожиданно, прорывая все заслоны, втащил к себе в отдел совершенно незнакомого ему сотрудника, взяв только за профессиональные качества и принципиальность. Нигрей попал туда точно так же. Преданность Никанорычу была вовсе не благодарностью за выручку; они сразу же сошлись в убеждениях, иметь которые во времена разорения службы безопасности было великой роскошью. Воробьев любил вождей, зная, что по природе своей он никогда не сможет повести за собой во имя какой-то идеи. Он умел только хорошо и громко возмущаться. А этот длинный, часто непредсказуемый человек, похожий на орла, обладал смелостью и волей. Отойти, оторваться от него было невозможно, как от магнита. Проснувшись, он как всегда стал думать о своем положении, ожидая побудки, но пролежал около получаса и не дождался стука в стену. Постучал сам, позвал: - Никанорыч?.. Солнце село, пора психов на волю выпускать! За перегородкой слышались тихие шаги. И никакого ответа. Воробьев вскочил, и как был в длинных армейских трусах, так и ввалился к полковнику. В комнате оказалась... Капитолина! Только какая-то другая, особенно изящная, и во взгляде светился огонек, способный смутить любого мужчину. - Капа...- шалея, промямлил он, поскольку лежа в постели и скорбя о своем будущем, вспоминал и ее.- Капитолина?.. Он тут же прикрыл дверь, сбегал к себе и натянул спортивный костюм. Кроме офицера-кадровика, отбиравшего сотрудников в спецотдел, их негласной проверкой занимался еще и Воробьев. Так вот, когда появилась машинистка Капа, он, как и положено, сделал на нее оперативную установку, а Нигрей пару дней поболтался за ней, изучая связи и образ жизни. Все прошло без сучка и задоринки: голливудской выправки девица подходила по всем статьям. Воробьев "положил" на нее глаз. Пару раз он предлагал подвезти ее до дома и получал отказ, затем, в третий раз, просто взял ее за руку, посадил в машину и повез. Неподалеку от своего дома она попросила остановиться возле магазина и сказала весьма выразительно: - Мне нужно кое-что купить нам к столу. У Воробьева сдавило дух, словно в Измайловском парке он наткнулся на белый гриб. Ждал ее десять, двадцать минут, потом вошел в магазин и Капитолины не обнаружил. На следующее утро он специально завернул в машбюро, где кроме трех машинисток сидели еще две компьютерщицы, и увидел ее чистый, безвинный взгляд. Когда же ее застукали за передачей информации, Воробьев не сообщал об этом Арчеладзе целые сутки. Было ясно, что новая машинистка вылетит из отдела мгновенно, а было жаль... Внезапную привязанность начальника к "шпионке" он объяснил сначала непредсказуемым характером Арчеладзе, которому вздумалось таким образом "раскрутить" девочку, подставленную сверху для контроля за независимым отделом. Воробьев готовился к спектаклю в охотничьем домике - и в уме не было, что Никанорыч, этот женоненавистник поневоле, вдруг сам "положит" на Капитолину свой орлиный глаз. И когда это случилось, Воробьев ошалел ничуть не меньше, чем теперь, увидев машинистку в комнате Арчеладзе, да не в охотничьем домике и даже не в Москве - тут, на Балканах! Видимо, что-то проспал... - Конечно, я рад тебя видеть,- соврал он, снова появляясь перед Капитолиной.- С приездом! - Спасибо,- неожиданно ласково произнесла она.- Чай, кофе? - Кофе, чтобы проснуться! Может, мне это снится? - Нет, я настоящая,- она прошла мимо, и его обдало волной тонких духов.От призраков нет тени. Видишь, от меня есть! - Решила навестить тут нас? В глуши забытого селенья?.. - Нет, я получила урок и приехала,- просто ответила Капитолина.- Теперь буду все время с вами. - Что ты получила? Урок? - Да, урок. На вашем языке это... задание, поручение. - От кого? Кто это задал тебе урок?- вдруг заподозрил неладное Воробьев. - Уроки задает Стратиг,- пояснила она.- Всем гоям без исключения. Ну а к Дарам у него особое отношение. Он нас всех любит, но вынужден посылать туда, куда выпадает рок. А мы вынуждены повиноваться року. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. Взвизгнула появившаяся откуда-то кофемолка, зазвенели серебряные ложечки, щипчики и фарфоровые блюдца - это вместо алюминиевых солдатских кружек. - Значит, Дара - это ты?- сообразил Воробьев. - Разве не знал об этом? - Дара... Дара... И что же ты даришь? - Любовь,- одними губами вымолвила она и добавила, как в прошлый раз: - Я приготовила нам кофе. Сколько тебе положить... сахару? Он отрицательно мотнул головой, принял чашку из ее полупрозрачных волнующих пальчиков. Подобных очаровательных голосков он наслушался, сидя в "музыкальных" комнатах и автомобилях с наушниками, когда к объекту посылали "барышню тяжелого поведения", напичканную передающей аппаратурой. Но от этой исходил еще какой-то особый, будоражащий дух - то ли духи обладали таким свойством, то ли обволакивающие взгляды... - А где же Никанорыч?- спросил он, завязывая в узел собственную чувственность. - Ушел,- как-то бездумно бросила Капитолина-Дара.- Можно сказать сбежал! Представляешь, разве можно сбежать от такой женщины? А он - сбежал! - То есть как - сбежал? - Обыкновенно, как бегут, разочаровавшись в женщине. Воробьеву вдруг расхотелось пить кофе, но она добавила в чашку коньяку и вновь подала. - Так тебе будет лучше, выпей. Это отличный кофе! Помимо своей воли он взял чашку и отхлебнул. Капитолина рассмеялась. - Говорят, мужчины с благодарностью принимают даже яд из рук Дар! - Спасибо,- буркнул он, вспомнив, как она хладнокровно расправилась с содержателем конспиративной квартиры, куда ее засадил "папа". Вот этими самыми нежными ручками уложила его в ванну, напустила пены и затем сунула туда включенный фен... Понятно, что защищала свое достоинство, но откуда такая изобретательность, выдержка и психологическая подготовка?.. Он заставил себя проглотить кофе, благо что чашка оказалась маленькой. - Где же он может быть сейчас?- не спросил, а подумал вслух Воробьев. - Сейчас?..- она на секунду прикрыла глаза.- Сейчас он на обочине дороги... Рядом какой-то мужчина. И еще горит огонь, кажется, машина... - Что?- протянул он с нарастающим ощущением, что Капитолина заговаривается: Стратиг, рок, урок... - Да, они дерутся! Катаются по земле! - Кто - дерется? - Гриф! С этим мужчиной... - Капитолина!- наполняясь внутренним холодом, прикрикнул он. - Вот! Оба вспыхнули, как факелы!- воскликнула она почти весело.- Тушат огонь! Воробьев понял, что перед ним - больная женщина. Сумасшедшие глаза, нестандартное поведение, бред... Повышенная, рвущаяся наружу сексуальность - тоже признак... - Ну, пусть тушат,- равнодушно бросил он и встал.- Мне пора. - Приходи,- сказала она.- Я сейчас готовлю нам ужин. Воробьев отошел от двери комнаты Арчеладзе и дальше понесся бегом. У команды Кутасова шел "разбор полетов", обязательный после каждой операции независимо от положения и условий. Этому фанату было начхать на будущее... Поскольку Воробьев исполнял обязанности заместителя Арчеладзе - конечно, все это условно!- "каскадер" поднял свою гвардию по стойке "смирно" и сделал попытку рапортовать. - Да кончай ты!- ругнулся тот.- Разговор есть! Пошли! Они уединились во дворе коттеджа-казармы. Начинался густой снегопад и тельняшка Воробьева промокала на глазах. - Где Никанорыч?- спросил он, не чуя холода. - А что ты у меня спрашиваешь?- выпучил свои бельма Кутасов.- Вы с ним вместе там... - Его нет. Исчез, я спал и не видел, когда. - Куда он исчезнет? В одиночку?.. - Сбежал! - Ты что молотишь? Володя?.. - Сейчас он на дороге, дерется с каким-то мужиком. Оба горят, как факелы... - Что ты несешь?.. - Это не я несу!- отрезал Воробьев.- Это несет женщина, которая оказалась в его комнате. Ты ее должен знать, машинистка Капа. - Капа? Ну, знаю, видел... Откуда она здесь? Кутасов не был так близок к Арчеладзе и потому многого не знал. - Появилась! Захожу - она там хозяйничает, а Никанорыча нет. У меня подозрение - она сумасшедшая. Или... хрен знает что! Называет себя Дарой! - А это что такое? - Ну, есть такие женщины,- вдруг замялся Воробьев, не зная, как объяснить, чтобы самого-то не приняли за больного.- Одна такая вела нас с Никанорычем через зону, мимо патруля и охраны, по минным полям... - По минным полям?!.. Так я тоже видел, как по минным полям шла женщина! - Слава Богу!.. Так вот это и есть Дары! - Вот это трюки!- оценил "каскадер".- Так что, эта машинистка - она и есть? - Не знаю! Ум за разум!.. Но Арчеладзе нет! И вокруг нигде не видать. - Сейчас я мужиков подниму! - Погоди!.. Может, объявится,- остановил Воробьев.- Подождем час-другой. Дело в том, что у Никанорыча с этой... машинисточкой был роман. - О!- воскликнул Кутасов.- Так она к нему... - А как? Через границы? Через зоны? Как? - Любовь, она ни страху, ни границ не знает. - Фигня!.. Может, и правда - Дара? - Тогда почему ушел Арчеладзе? Если Дары - на нашей стороне? - У меня крыша едет. - В любом случае играю тревогу,- заявил "каскадер".- Не хватало потерять Арчеладзе! Потеряем, а дальше что? Куда?.. - Играй!- позволил Воробьев.- А мне придется с... Капитолиной тут. Если что, я ее в подвал запру. Нет, здесь что-то не так! Авантюра! Или... операция службы безопасности "Арвоха". - Что с пленными делать? Они же сидят, мать их... И мы сидим, как на бочке с порохом! Может, отведем под горку, там старый колодец есть... - Ты что?.. Никанорыч самого в колодец спустит. - Но их ведь ищут! И найдут. Нам тут не сладко будет... - Посади их в трофейный бронетранспортер, заложи радиоуправляемую мину и на ночь вывези в лес. Чтоб всегда на колесах были... - Понял!- развеселился "каскадер", которого хлебом не корми, только поставь какую-нибудь задачу с прибабахом.- И прочешем окрестности, дороги. Заодно посмотрим, не рыщут ли "духи мертвых". Прежде чем вернуться в свой коттедж, Воробьев помялся на улице, продумывая линию поведения с Капитолиной, отработал основные положения и после этого толкнул дверь. Холод, наконец, достал самого нутра, и его поколачивало. Прыгающей походкой он хотел проскочить в свою комнату, но в коридор выглянула Капитолина. - Ужин готов, Воробей! Я жду тебя! Внезапная фамильярность его покоробила - он с детства не терпел своей фамилии из-за постоянного прозвища,- но тут сделал вид, что ничего не заметил. - О, прекрасная Дара! Подавай скорее на стол! - Что это с тобой?- между тем насторожилась она. - Что? На улице снег, промок... - Я не об этом. Отчего ты стал лукавить? - Лукавить?.. Это от голода! - Смотри, Воробей,- она погрозила пальчиком.- При мне будь таким, какой есть. Иначе не стану кормить. - Почему - Воробей?- обиделся он. - Потому что похож. И совсем нет оснований обижаться! Я тебе даю гордое прозвище! - Гриф - гордое прозвище. - А врабий, как называли эту птицу в древности?- засмеялась Капитолина и стала читать наизусть: - "Запоет врабий - и взойдет солнце, заверещит врабий - час полуденного гимна возвестит, а во след ему всякий гой руки воздымет, дабы источилась благодать в его сущность, но заплачет врабий, и мы слезой умоемся, ибо замирает в час ночной живая и неживая материя..." - Это про меня?- усаживаясь за стол со странным чувством нереальности, спросил Воробьев. - Это про птицу, живущую исключительно по движению солнца,- пояснила Капитолина, украшая зеленью блюдо с чем-то дразняще-вкусным.- Знающим ее язык не требуются часы. Птица, отбивающая время. Он взял вилку, занес, чтобы ковырнуть содержимое большой тарелки, и не успел: в комнату ворвался Кутасов. - Володя!.. Выйдем, разговор есть! Глаза его рыскали по сторонам, но видели лишь женщину в комнате. - Что там?- привстал Воробьев. - Он пришел сказать, что пленных в подвале нет,- спокойно сообщила Капитолина.- И что охранники несут полный бред и, видимо, с сильного похмелья. Теперь они оба неприкрыто уставились на женщину, ожидая продолжения, чтобы принять какое-то решение или хотя бы что-то понять. - Но все в порядке,- после паузы сказала она.- Охранники были трезвыми, а пленных выпустил Гриф. Садись и ты, витязь. Я знала, что придешь, и сготовила на троих. Они настороженно и мрачно переглянулись, после чего Воробьев положил вилку и встал. - Вот что,.. Капитолина! Я вынужден тебя пока... изолировать. - В подвал?- спросила она с готовностью. - Придет Арчеладзе - пусть разбирается! - Резонно. Жаль только, готовила, готовила, а вы есть не стали. - Иди вперед. - Можно, я возьму плащ, Воробей?- попросила она.- Там холодно. Он сам подал ей суконный плащ с серебряной пряжкой на плече, проверил содержимое сумочки - женские безделушки. В том, как она безропотно повиновалась, Воробьев почувствовал новый подвох и засомневался, правильно ли он делает, засаживая Капитолину в камеру-одиночку, где сидел некий Страга, также исчезнувший с пленными. Закрывая дверь, в последний миг он заметил очаровательную улыбку ее, словно говорящую - нам и здесь будет хорошо... Арчеладзе не возвращался. Кутасовские бойцы несколько раз прочесывали окрестности обсерватории и уже заполночь снарядили трофейный бронетранспортер для поиска на дорогах. Появляться на миротворческой технике, хоть и измазанной грязью, в ночное время было рисковано: наверняка по сербской территории рыскали спецслужбы в поисках археологов, но делать было нечего, другого транспорта не найти. Под утро наткнулись на сгоревший джип, который еще слегка дымился и был теплый. Об этом доложили на базу, ради порядка, однако, едва услышав такое сообщение, Воробьев ощутил, как деревенеют ноги. Он дал задание Кутасову обследовать место происшествия, и когда получил информацию, что в канаве видны следы борьбы и найдена камуфляжная куртка, прожженная во многих местах и, судя по размерам, могущая принадлежать Арчеладзе, когда, следом, обнаружили затоптанную в грязь пилотку офицера морской пехоты США,- у Воробьева на минуту замерло сердце. Он еще пытался доказать себе, что полковник оказался жертвой отлично проработанной операции "Арвоха", и сейчас захвачен его службой безопасности и что Капитолина послужила своеобразным раздражителем, заставила его уйти с обсерватории под каким-то предлогом, заманила в засаду, но аргументы были слишком натянуты и слабы, чтобы поверить в такую версию. Ответ казался невероятным: Капитолина знала или видела все происходящее на дороге. - Ухожу в свободный поиск,- сообщил свое решение Кутасов.- И ухожу со связи. Боюсь радиоперехвата. И на несколько часов как сквозь землю провалился. Воробьев почувствовал зверский голод, съел остывший ужин и, переборов себя, пошел в подвал сгоревшего коттеджа. Какого-то особого плана не было, сам не знал, зачем идет: то ли допросить с пристрастием и вывернуть машинисточку-Дару наизнанку, то ли покаяться и спросить, где теперь находится Арчеладзе. Охранник лежал на полу, раскинув руки, возле двери, вероятно, открытой самим же: из скважины торчал ключ. Камера оказалась пустой, в свете фонарика мелькнула большая рыжая крыса, не найдя выхода, забилась между стен, потом куда-то с писком исчезла. Воробьев склонился к охраннику, осветил лицо и только теперь понял, что он спит! Спит, подлец, с блаженной улыбкой и затаенным поверхностным дыханием, словно очарованный сновидением. Воробьев посидел на корточках у его изголовья с неотвязным чувством ожидания удара в спину, затем поднял автомат охранника и с силой пнул его в бок...