Читать «Сокровища Валькирии (Книга 3)» онлайн - страница 26

Сергей Алексеев

Катастрофа с двумя боевыми вертолетами, происшедшая на глазах Дениза, не то чтобы шокировала его, а повергла в тихое, задумчивое смятение. Целый ряд необъяснимых событий, наслаиваясь друг на друга, образовали в сознании некий пирог, и внезапная, по силе ощущений равная падению метеорита, гибель вертолетов на горе Сатве стала последней каплей. В душе что-то лопнуло, разорвалось, и окружающий мир стал видеться как в детстве огромным, таинственно-пугающим и бесконечным. Так уже было, когда в трехлетнем возрасте его привезли к бабушке, в тот самый дом в пригороде Сан-Франциско, где сейчас жили родители. Джейсон не запомнил его внешнего вида, но зато в памяти навсегда осталось, каким он был внутри: весь первый этаж состоял из анфилады комнат. Однажды он отправился в самостоятельный поход по его недрам и заблудился. Он с трудом открывал высокие двери, проходил одну комнату и снова оказывался у дверей. И так было бесконечно! Одинаковые литые бронзовые ручки, темно-вишневые тяжелые створки из постаревшего красного дерева и снова пространство, заполненное живой, шевелящейся мебелью на гнутых ножках с львиными лапами, портретами мужчин и женщин на темных стенах, которые встречают его и провожают своими двигающимися глазами. Сначала это было интересно и забавно, и бесконечность дома увлекала и радовала его, как радовала бабушкина большая земля вокруг дома, по которой можно было бежать, сколько хочешь, и не достичь края. Однако Джейсон открывал и открывал двери, а они не кончались, и нарастая с каждой новой комнатой, начал подступать страх. Он уже бежал, едва сдерживая слезы отчаяния, и в детском сознании еще теплилась спасительная мысль - сейчас, открою еще одни двери, и увижу маму или бабушку. И все кончится благополучно!.. Но и эта надежда мгновенно истаяла, когда он, наконец, открыл последнюю дверь и оказался в тупиковой комнате, где стояли высокие напольные часы с огромным медленным маятником. Джейсон забился в угол, зажал рот, чтобы не разреветься, а глаза непроизвольно приросли к движению темно-блистающего круга. Тогда он, наблюдая за качанием маятника, ощутил вдруг себя человеком, ибо увидел, как течет время. И с той поры он не любил часов, особенно имеющих маятник, возможно потому они у него часто ломались или просто останавливались по неизвестной причине и в самый неподходящий момент. В детской памяти отпечаталась связь Времени и Смерти. Сейчас перед глазами стояли два огненных дымных шара, возникших на склоне горы как один круг движущегося маятника. Всего мгновение назад боевые машины шли курсом на обсерваторию, чтобы нанести ракетный удар по подозрительному объекту, торчащему на горе. И вдруг обе словно застопорились в воздухе - с пилотами что-то произошло!- и как по команде, кувыркаясь через хвост, рухнули на лесистый склон. Прилетевшие спасатели, эксперты и начальство из Объединенного штаба вместе с морскими пехотинцами целый день собирали обломки, опрашивали очевидцев и главное - искали "черные ящики". К вечеру картина была более-менее восстановлена, найдены и собраны клочки и ошметья, оставшиеся от пилотов, обезврежены все неразорвавшиеся ракеты, которые разлетелись далеко по округе, и эти "ящики" с магнитофонными пленками, где записывалось все, что происходит на борту. Их еще предстояло расшифровать в специальной лаборатории, однако Дениз уже знал, отчего произошла катастрофа, и почему пилоты бросили управление. Теперь он уже не сомневался в существовании ангелов, являющихся к людям, взошедшим на эту гору с искренней молитвой. Напрасно было считывать информацию с магнитофонной пленки, на которой зафиксировались параметры работы двигателей, приборов, бортовых систем и переговоры пилотов. Если они и молились, то наверняка в душе, в мыслях, не произнося вслух ни единого слова. Самая умная электроника не в состоянии была записать чувства, тем более, самые сокровенные. После драматичного случая с капралом Флейшером Дениз еще трижды поднимался на вершину Сатвы. В связи с неожиданным преображением батальона морских пехотинцев в специальные силы у Джейсона сменился хозяин и он оказался в подчинении у чужих, заключенных в ореол таинственности начальников, таких же умных, скользких и призрачных, как беседовавший с ним сотрудник Службы национальной безопасности. Буквально на следующий день после встречи с Барлеттом-Бейлессом к Денизу явился один из них и приказал немедленно выслать на вершину всех саперов, имеющихся в батальоне, для снятия минного поля. Новоиспеченный подполковник, пересилив внутренний протест, поднялся на гору вместе с саперами и находился там около семи часов - ничего ни с кем не случилось! А уж саперы-то, кажется, обязаны были молиться, трогая руками собственную смерть. На другой день он снова забрался на гору, теперь с диверсионно-разведывательным взводом, который должен был заниматься только охранной службой на вершине горы и в жилом городке, где разместилась специальная команда научных сотрудников, приехавших в Боснию, чтобы развенчать легенды и мифы вокруг злополучной горы. Разведчики оборудовали на вершине еще одно охранное кольцо, негласное, скрытое даже от глаз собственных однополчан. Отныне всякий доступ выше первого уступа, обтянутого проволочными спиралями и обустроенного огневыми точками, прекращался. Самому Денизу было разрешено лишь проверять службу своих подчиненных, и то только ночью, когда на вершине никого нет, причем без права выхода на открытое место: все секретные посты располагались ниже по склону на сто метров и только в лесу. И все-таки, уже после всех запретов, он в третий раз побывал на самой вершине Сатвы, когда вместе с Барлеттом-Бейлессом сопровождал команду ученых. Каждый раз непроизвольно Джейсон осматривался по сторонам, разглядывал изрытую окопами и капонирами землю, мысленно отмечая, что ищет место, где стояло жилище Иисуса Христа. Батальонный медик Густав Кальт будто уголь заронил; всякий раз Дениз все больше и больше начинал верить, что это именно так - здесь жил Господь! Но стоило спуститься вниз, как это тонкое, едва уловимое ощущение бесследно исчезало и все мысли, бывшие на вершине, казались смешными, несерьезными для морского пехотинца армии США. И только после катастрофы с вертолетами вместе с толчком звенящей ударной волны его обдало каким-то ветром. Будь он религиозным человеком, этот ветер можно было бы назвать дуновением Святого Духа. Его смятенное состояние никто в батальоне не заметил, впрочем, в суете, творившейся тогда в зоне, никому не было дела до душевных переживаний командира морских пехотинцев. Все, кто обеспечивал ликвидацию последствий катастрофы, были немного сумасшедшими, нервными и религиозными. Лишь всевидящий врач Густав Кальт, улучив момент, когда вокруг никого не было, спросил своим холодно-спокойным голосом: - Вам плохо, сэр? У вас определенно нездоровый вид. Дениз сначала отмахнулся от него, даже разозлился. - Выполняй свои обязанности!- приказал он.- Ступай туда, где ты нужен! - Там я уже не нужен,- усмехнулся доктор и посмотрел в небо.- Несчастным требуются иные лекари. И ушел. А Дениз, некоторое время поболтавшись в районе катастрофы, сам подошел к Кальту - поговорить здесь больше было не с кем. - Бедняги,- сказал врач, кивая на пластиковые мешки, куда собирали останки пилотов.- Был ли им знак какой-нибудь, когда они сегодня утром проснулись? Когда садились в кресла своих машин? Мне все время хочется спросить мертвого - слышал ли ты сигнал, поданный тебе? И если слышал, почему не внял ему? Не захотел прислушаться к голосу судьбы?.. Но мертвые никогда не отвечают! - Ты фаталист, Густав,- определил Дениз.- Филантроп и фаталист. Напиши об этом статью в журнал. И у тебя появятся последователи. - Нет, я не стану писать в журнал об этом. Лучше напишу о вас, сэр. Как вы ходили по склону горы Сатвы и, глядя на рваный дюраль, разрывали свою душу, и думали о Боге. - Я не думаю о Боге, эскулап. Я думаю о себе. Как всякий эгоист и самовлюбленный человек. - Впрочем, нет!- вдруг спохватился Кальт.- Мысль о последователях мне нравится. Это было бы неплохо, создать новое течение в философии, основанное на фаталистической филантропии. - Слишком сложно, тебя не поймут. Возьми пример с Муна или еще какого-нибудь идиота. - Нет, сэр, вы ничего не понимаете в философии религиозного сознания,смело заявил доктор.- Точнее, в возникновении такого сознания. Чем сложнее, чем безумнее новое течение, тем больше будет последователей. Человек должен познавать, тянуться к разгадкам тайн существования божественного. Как вы сейчас, сэр. На этом основаны все религии и секты сегодняшнего мира. Поэтому люди вообще утратили слух и зрение и больше напоминают вот эти мешки с кусками тела. Они не слышат сигнала, не видят знака, просыпаются утром, садятся в кресла своих летающих машин и ложатся на боевой курс. Чтобы стрелять по горе с удивительным названием - Астра. - Эта гора называется иначе!- уже в который раз Джейсон ощутил неясный толчок в душе от слов Густава.- Почему ты назвал ее - Астра? - Видите ли, сэр, астрофизический комплекс не случайно построен на этой горе,- мягко возразил Кальт.- Она ниже других, и не такая заметная, но с нее лучше, чем откуда-либо видны звезды и планеты Вселенной. Здесь менее важна высота, чем угол зрения. - Ты еще и звездочет, Густав? - Я просто любопытный человек, сэр. - Об Астре тебе тоже рассказал тот старый серб? - Вы проницательны, сэр,- голубыми глазами улыбнулся врач.- Именно он рассказал мне историю горы. - Этот серб - ходячий справочник, энциклопедия по истории Боснии? - Нет, он просто старый человек. Очень старый и любознательный. К тому же имеет отличную память. Астра - гора, с которой древние астрологи и славянские волхвы наблюдали космические тела. И вот однажды, в нулевое время по нашему летоисчислению, они увидели на небосклоне восходящую звезду. Потом ей дадут название - Вифлеемская. Звезда еще только всходила, но волхвы прочитали этот знак и немедленно отправились в дорогу, потому что путь из Боснии, с Балканских гор, до палестинского Вифлеема составляет ровно девять месяцев, если двигаться пешком и плыть на маленьком суденышке. И они поспели вовремя, потому и первыми поклонились Новорожденному, возвестив о рождении Спасителя человечества. - Густав, хватит тебе оперировать вросшие ногти на солдатских ногах и уничтожать сухие мозоли,- после паузы проговорил Джейсон.- Из тебя бы получился неплохой батальонный священник. - Спасибо, сэр, но я на своем месте, потому что боль солдатских ног всегда достает душу. Спросите об этом у пехотинцев. - Я знаю, сам испытал,- признался Джейсон.- А ты не сочиняешь, эскулап? - Да, я мог бы сочинить о горе, где расположена обсерватория. Однако, думаю, явления, происходящие на Сатве, придуманы не мной. И вы, сэр, испытали их сами, как испытывали когда-то боль в ногах от сухих мозолей. - Когда же был построен астрофизический комплекс? Об этом помнит твой старый серб? - Разумеется, сэр. Новый построили в шестьдесят первом году, а до него здесь стояла просто высокая башня, которая называлась по-сербски Белая Вежа. Отсюда и современное название горы. Башня разрушилась от времени, и тогда выстроили две обсерватории. А раньше древние астрологи поднимались на Белую Вежу и наблюдали космические тела, планеты и звезды. Они предсказывали судьбу людям, землям и целым народам И все время ждали, когда воссияет новая звезда, чтобы выйти в дорогу и первыми поклониться Второму Пришествию Младенца. Поклониться и попросить его не вершить на земле Страшного Суда, поскольку они, первопоклонники, готовы принять на себя все грехи человечества. Известно же, все зрячие всегда имеют три преимущества перед слепыми - первыми увидеть звезду, первыми поклониться Господу и первыми пойти на Голгофу. Слушая его, Дениз вновь ощутил то состояние, что испытал в детстве, когда бежал по анфиладе, погружаясь из одного пространства в другое, более пугающее неизвестностью. В протестующей душе медленно вызрело отторжение, он не хотел открывать следующие двери, потому что боялся увидеть там тускло-золотой блеск маятника, от которого жизнь делалась пустой и короткой. - Все! Молчи, Густав!- неожиданно для себя крикнул он и вскочил.- Уходи! И больше ко мне не смей приближаться! - Я не виноват, сэр,- со своей отвратительной холодностью сказал доктор.Вы сами пришли ко мне. Разве не так? Джейсон сбежал со склона горы вниз, заскочил на броню и приказал водителю ехать в штаб. Беготня и неразбериха в зоне позволили ему незаметно исчезнуть, и лишь спустя несколько часов сержант Макнил доложил, что все это время его спрашивал и искал призрачный человек Барлетт-Бейлесс, и, не найдя, велел передать приказ - письменно объяснить, где и по какой причине находился он в период ликвидации последствий катастрофы. Кажется, новый шеф намеревался держать Дениза под жестким контролем... Вместо объяснений он сел писать письмо родителям в Сан-Франциско, извел кучу бумаги, но никак не мог выразить то, что хотел. И лишь когда после обычного приветствия сразу же написал вопрос - целы ли напольные часы с маятником в тупиковой комнате анфилады,- понял, что ради этого и сел сочинять письмо. В таком виде его и отправил, даже не подумав, как мать отнесется к этому. Однако письмо не помогло ему вернуться в нормальное, привычное состояние духа. Джейсон побродил по пустому ночному штабу и ощутил приступ голода. Дежурный повар по телефонному звонку принес ему ужин в походных мисках-термосах, и Дениз с жадностью съел все, даже десерт в виде кремовых палочек на ананасном соке, который обычно использовал для самодельного коктейля из джина, водки и тоника. Сейчас он не стал ничего смешивать, хотелось чистого, натурального продукта: горького, сладкого, кислого,- по отдельности. Джейсон выпил сначала полстакана водки, потом столько же терпкого, со смолистым вкусом, джина, запил водой и все равно не успокоился. И тут на счастье - пожалуй, впервые за все время!- влетел сержант Макнил и принес весть: средь бела дня русские из десантного батальона напали на пост возле городка команды ученых, избили пехотинца, отняли у него боеприпасы и отпустили, пригрозив расправиться со всеми американцами. И теперь командир диверсионно-разведывательного взвода принял решение наведаться в гости к русским и просил подполковника Дениза закрыть на это глаза, обязуясь отработать чисто. В тот же миг Джейсон понял, чего ему не хватает, чтобы избавиться от навязчивых чувств, возникших утром в зоне драки! Хорошей, лихой драки, когда под кулаком хрустят ребра и переносицы, когда вся энергия души и разума вкладывается в способность нанести удар противнику, самому при этом оставаясь недосягаемым и неуязвимым. В офицерской школе морской пехоты рукопашные бои с полным контактом устраивались чуть ли не ежедневно, ходили взвод на взвод, и с самой первой потасовки Джейсон избрал себе за правило - заранее определить, выбрать противника и как бы ни сложилось - победить именно его. При этом всегда выбирал парня крупнее себя, чаще ниггера, чувствуя в нем атавизм природной диковатой силы и изворотливости. А черные ребята в школе считали его расистом. И вот однажды, высмотрев себе соперника, он понесся к нему сквозь дерущуюся толпу, неся кулак, как драгоценную ношу, насыщенную энергией, подобной шаровой молнии. Ниггер почувствовал это - услышал свой сигнал!- и попытался уйти, заслониться дерущимися фигурами, а потом руками. Еще не вступив в поединок, он умер, и удар Дениза лишь довершил дело. Схватка в тот же миг была остановлена. Когда медик подбежал к парню, тот уже вытянулся и раскис, оставшись лежать мертвой тряпкой. От тюрьмы Джейсона тогда спасла медицинская экспертиза, установившая, что смерть наступила не от удара в лоб, а от разрыва сердечной стенки, проще говоря, от инфаркта. Ниггеры пообещали отомстить ему, говорили, что жить Денизу осталось до первых учений в обстановке, приближенной к боевой, где использовались настоящие патроны и гранаты, однако никто из них так и не посмел за всю учебу тронуть его пальцем, хотя ситуаций для расправы было предостаточно. Возможно, потомки африканских племен, живущих еще недавно среди дикой природы, и впрямь сохранили слух и зрение, о которых толковал ему врач Густав Кальт.