Читать «Собрание сочинений в шести томах. Том 4. Книги стихов» онлайн - страница 45

Анна Ахматова

ТРЕТИЙ ЗАЧАТЬЕВСКИЙ

Переулочек, переул...

Горло петелькой затянул.

Тянет свежесть с Москва-реки,

В окнах теплятся огоньки.

Покосился гнилой фонарь,

С колокольни идет звонарь.

Как по левой руке — пустырь,

А по правой руке — монастырь,

А напротив — высокий клен

Красным заревом обагрен. —

А напротив высокий клен

Ночью слушает долгий стон:

Мне бы тот найти образок,

Оттого что мой близок срок,

Мне бы снова мой черный платок,

Мне бы невской воды глоток.

то

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву,

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

Только... ночью слышу скрипы.

Что там — в сумраках чужих?

Шереметевские липы,

Перекличка домовых.

Осторожно подступает,

Как журчание воды

Жарко к уху приникает

Черный шепоток беды

И бормочет, словно дело

Ей всю ночь возиться тут:

Ты уюта захотела,

Знаешь, где он — твой уют.

30 октября 1936

ВРОДЕ МОНОЛОГА

Так вот он — тот осенний пейзаж,

Которого я так всю жизнь боялась:

И небо как пылающая бездна,

И звуки города, как с того света

Услышанные, чуждые навеки.

Как будто все, с чем я внутри себя

Всю жизнь боролась, получило жизнь

Отдельную и воплотилось в эти

Слепые стены, в этот черный сад.

А в ту минуту за плечом моим

Мой бывший дом еще следил за мною

Прищуренным, неблагосклонным оком,

Тем навсегда мне памятным окном.

Пятнадцать лет — пятнадцатью веками

Гранитными как будто притворились,

Но и сама была я как гранит:

Теперь моли, терзайся, называй

Морской царевной. Все равно. Не надо...

Но надо было мне себя уверить,

Что это все случалось много раз,

И не со мной одной — с другими тоже —

И даже хуже. Нет, не хуже — лучше.

И голос мой — и это, верно, было

Всего страшней — сказал из темноты:

«Пятнадцать лет назад ты песней

Встречала этот день, ты небеса,

И хоры звезд, и хоры вод молила

Приветствовать торжественную встречу

С тем, от кого сегодня ты ушла...

Так вот твоя серебряная свадьба:

Зови гостей, красуйся, торжествуй!»

1942. Март

Ташкент

Так отлетают темные души...

«Я буду бредить, а ты не слушай.

Зашел ты нечаянно, ненароком —

Ты никаким ведь не связан сроком,

Побудь же со мною теперь подольше.

Помнишь, мы были с тобою в Польше.

Первое утро в Варшаве... Кто ты?

Ты уж другой или третий? — «Сотый!»

А голос совсем такой, как прежде.

Знаешь, я годы жила в надежде,

Что ты вернешься, — и вот — не рада.

Мне ничего на земле не надо:

Ни громов Гомера, ни Дантова дива.

Скоро я выйду на берег счастливый:

И Троя не пала, и жив Эабани.

И все потонуло в душистом тумане.

Я б задремала под ивой зеленой,

Да нет мне покоя от этого звона.

Что он? — то с гор возвращается стадо,

Только в лицо не дохнула прохлада.

Или идет священник с Дарами,

И звезды на небе, и ночь над горами,

Или сзывают народ на вече?»

«Нет, это твой последний вечер».

1940

Нет, это не я, это кто-то другой страдает.

Я бы так не могла, а то, что случилось,

Пусть черные сукна покроют,

И пусть унесут фонари.

Ночь.

1939

ПОДВАЛ ПАМЯТИ

Но сущий вздор, что я живу грустя

И что меня воспоминанье точит.

Не часто я у памяти в гостях,

Да и она всегда меня морочит.

Когда спускаюсь с фонарем в подвал,

Мне кажется — опять глухой обвал

За мной по узкой лестнице грохочет.

Чадит фонарь, вернуться не могу,