Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 79
Максим Горький
- Ну, что,— сказал Макаров,— останемся здесь или пойдем домой?
Решили идти домой. Дорогой Ольга спросила Климкова:
— А вы сидели в тюрьме?
— Да,— ответил он, но через секунду прибавил: — Недолго...
Сели в вагон трамвая, потом Евсей очутился в маленькой комнате, оклеенной голубыми обоями,— в ней было тесно, душно и то весело, то грустно. Макаров играл на гитаре, пел какие-то неслыханные песни, Яков смело говорил обо всем на свете, смеялся над богатыми, ругал начальство, потом стал плясать, наполнил всю комнату топотом ног, визгом и свистом. Звенела гитара, Макаров поощрял Якова прибаутками и криками:
— Эх, кто умеет веселиться, того горе боится!
А Ольга смотрела на всё спокойно и порою спрашивала Климкова, улыбаясь:
— Хорошо?
Опьяненный тихой, неведомой ему радостью, Клим-ков тоже улыбался в ответ. Он забыл о себе, лишь изредка, секундами, ощущал внутри назойливые уколы, но раньше, чем сознание успевало претворить их в мысль, они исчезали, ничего не напоминая.
И только дома он вспомнил о том, что обязан предать этих веселых людей в руки жандармов, вспомнил и, охваченный холодной тоской, бессмысленно остановился среди комнаты. Стало трудно дышать, он облизал губы сухим языком, торопливо сбросил с себя платье, остался в белье, подошел к окну, сел. Прошло несколько минут оцепенения, он подумал:
«Я скажу им,— этой скажу, Ольге...»
Но тотчас же ему вспомнился злой и брезгливый крик столяра:
«Гадина...»
Климков отрицательно покачал головой.
«Напишу ей: „Берегитесь..." И про себя напишу...»
Эта мысль обрадовала его, но в следующую секунду он сообразил:
«При обыске найдут мое письмо, узнают почерк,— пропал я тогда...»
Почти до рассвета он сидел у окна; ему казалось, что его тело морщится и стягивается внутрь, точно резиновый мяч, из которого выходит воздух. Внутри неотвязно сосала сердце тоска, извне давила тьма, полная каких-то подстерегающих лиц, и среди них, точно красный шар, стояло зловещее лицо Саши. Клим-ков сжимался, гнулся. Наконец осторожно встал, подошел к постели и бесшумно спрятался под одеяло.
XVI
А жизнь, точно застоявшаяся лошадь, вдруг пошла странными прыжками, не поддаваясь усилию людей, желавших управлять ею так же бессмысленно и жестоко, как они правили раньше. Каждый вечер в охранном отделении тревожно говорили о новых признаках общего возбуждения людей, о тайном союзе крестьян, которые решили отнять у помещиков землю, о собраниях рабочих, открыто начинавших порицать правительство, о силе революционеров, которая явно росла с каждым днем. Филипп Филиппович, не умолкая, царапал агентов охраны своим тонким голосом, раздражающим уши, осыпал всех упреками в бездеятельности, Ясно-гурский печально чмокал губами и просил, прижимая руки к своей груди:
— Дети мои! Помните — за царем служба не пропадает!
Но когда Красавин сумрачно спросил его: «Что жо надо делать?» — он замахал руками, странно разинув глубокий черный рот, долго не мог ничего сказать, а потом крикнул:
— Ловите их!