Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 14

Однажды он проснулся на рассвете, пошел в кухню пить и вдруг услыхал, что кто-то отпирает дверь из сеней. Испуганный, он бросился в свою комнату, лег, закрылся одеялом, стараясь прижаться к сундуку как можно плотнее, и через минуту, высунув ухо, услышал в кухне тяжелые шаги, шелест платья и голос Раисы Петровны.

— Эх-х, в-вы!..— говорила она.

Он встал, осторожно подошел к двери и заглянул в кухню.

Смирная женщина сидела у окна, снимая шляпу. Лицо ее казалось более белым, чем всегда, из глаз обильно текли слезы. Ее большое тело качалось, руки двигались медленно.

— Знаю я вас,— сказала она, мотнув головой, и встала на ноги, опираясь о подоконник.

В комнате хозяина скрипнула кровать. Евсей отскочил к сундуку, лег, закутался.

«Обидели!» — думал он и радовался ее слезам — они приближали к нему эту смирную женщину, жившую тайной, ночной жизнью.

Кто-то прошел мимо него крадущимся шагом. Он поднял голову и вдруг вскочил, точно обожженный тонким злым криком:

— У-уйди!

Из кухни, согнувшись, быстро вышел хозяин в ночном белье, остановился и сказал Евсею, присвистывая:

— Спи, спи,— чего ты? Спи...

Утром в лавке старик спросил:

— Испугался ночыо-то?

- Да...

— Выпила она,— с ней случается это...

И заговорил строго:

— Ты, однако, знай — это женщина весьма хитрая. Она молчит, а — злая. Она — грешница, играет на рояли. Женщина, играющая на рояли, называется таперша. А знаешь ты, что такое публичный дом?

Евсей знал об этом из разговоров скорняков и стекольщиков на дворе, но, желая знать больше, ответил:

— Не знаю...

Старик объяснил ему очень понятно, с жаром. Порою он отплевывался, морщил лицо, выражая отвращение к мерзости. Евсей смотрел на старика и почему-то не верил в его отвращение и поверил всему, что сказал хозяин о публичном доме. Но всё, что говорил старик о женщине, увеличило чувство недоверия, с которым он относился к хозяину.

Кроме Раисы, любопытство Евсея задевал ученик стекольщика Анатолий, тонкий мальчуган, с лохматыми волосами на голове, курносый, пропитанный запахом масла, всегда веселый. Голос у него был высокий, и Евсею нравилось слышать певучие, светлые крики мальчика:

— Стиёкла вставлиять!

Он первый заговорил с Евсеем. Евсей мел лестницу и вдруг услыхал снизу громкий вопрос:

— Эй ты, хивря,— какой губернии?

— Здешней! — ответил Евсей.

— А я — Костромской. Сколько лет тебе?

— Тринадцатый...

— И мне тоже. Идем со мной?

— Куда?

— На реку, купаться...

— Мне в лавку надо...

— Сегодня воскресенье...

— Всё равно...

— Ну — чёрт с тобой!

И стекольщик исчез, не обидев Евсея своим ругательством.

Он целый день ходил по городу с ящиком стекол, возвращался домой почти всегда в тот час, когда запирали лавку, и весь вечер со двора доносился его неугомонный голос, смех, свист, пение. Его все ругали, и все любили возиться с ним, хохотали над его шалостями. Евсея удивляла смелость, с которой курносый и лохматый мальчуган обращался со взрослыми, он испытывал чувство зависти, когда видел, как золотошвейки бегали по двору, догоняя веселого озорника, и наконец его властно потянуло к стекольщику чувство преклонения перед ним. Погружаясь в свои неясные мечты о тихой и чистой жизни, теперь он находил в ней место и для буйного, лохматого мальчика. После ужина Евсей спрашивал хозяина: