Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 128

Максим Горький

— Ладно, праведник! Оно, пожалуй, так и надо мне — надоело уж около рублей копейки ловить. Стало ворам тесно — зажили честно!

И ушел, хлопнув дверью так, что даже стекла в окнах заныли.

Показалось мне, как будто сократился Титов с того дня, ко мне перестал приставать.

Был он большой скопидом, и хотя ни в чем себе не отказывал, но цену копейке знал. В пище сластолюбив и до женщин удивительно жаден,— власть у него большая, отказать ему бабы не смеют, а он и пользуется; девиц не трогал, видимо — боялся, а женщины — наверное, каждая хоть раз, да была наложницей его.

И меня к этому не раз поджигал:

— Чего ты,— говорит,— Матвей, стесняешься? Женщину поять — как милостыню подать! Здесь каждой бабе ласки хочется, а мужья — люди слабые, усталые, что от них возьмешь? Ты же парень сильный, красивый,— что тебе стоит бабу приласкать? Да и сам удовольствие получишь...

Онко всякой подлости сбоку заходил, низкий человек.

Однажды спрашивает меня:

— Ты как, Матвей, думаешь — силен праведник у господа?

Не любил я вопросы его.

— Не знаю,— говорю.

Подумал он — и снова:

— Вот, вывел бог Лота из Содома и Ноя спас, а тысячи погибли от огня и воды. Однако сказано — не убий? Иногда мне мерещится — оттого и погибли тысячи людей, что были между ними праведники. Видел бог, что и при столь строгих законах его удается некоторым праведная жизнь. А если бы ни одного праведника не было в Содоме — видел бы господь, что, значит, никому невозможно соблюдать законы его, и, может, смягчил бы законы, не губя множество людей. Говорится про него: многомилостив — а где же это видно?

Не понимал я в ту пору, что человек этот ищет свободы греха, но раздражали меня слова его.

— Кощунствуете вы! — говорю.— Боитесь бога, а не любите его!

Выхватил он руки из карманов, бросил их за спину, посерел, видно, что озлобился.

— Так или нет — не знаю! — отвечает.— Только думается мне, что служите вы, богомолы, богу вашему для меры чужих грехов. Не будь вас — смешался бы господь в оценке греха!

Долго после того не замечал он меня, а в душе моей начала расти нестерпимая вражда к нему,— хуже Ми-гуна стал он для меня.

В ночь на молитве помянул я имя его — вспыхнула душа моя гневом и, может быть, в тот час сказал я первую человеческую молитву мою:

— Не хочу, господи, милости твоей для вора: кары прошу ему! Да не обкрадывает он нищие безнаказанно!

И так горячо говорил я против Титова, что даже страшно стало мне за судьбу его.

А вскоре после того столкнулся я с Мигуном — пришел он в контору лыка просить, а я один был в ней.

Спрашиваю:

— Ты, Савел, за что издеваешься надо мною?

Он показывает зубы свои, воткнув мне в лицо острые глаза.

— Мое,— говорит,— дело невелико, пришел просить лыка!

Ноги у меня дрожат и пальцы сами собой в кулак сжимаются; взявши за горло, встряхнул я его немножко.

— В чем я виноват?

Он не испугался, не обиделся, а просто взял мою руку и отвел ее от шеи своей, как будто не я его, а он меня сильнее.

— Когда,— говорит,— человека духпат, ему неловко говорить. Ты меня не тронь, я уже всякие побои видал — твои для меня лишни. И драться тебе не надо, этак ты все заповеди опрокинешь.