Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 109

— Вижу — молодой, крепкий, стоит твердо, всё волосы поглаживает так со лба на затылок. Стал я надевать на него саван и, видно, щипнул его или задел как, он и говорит мне тихонько, без сердца: «Осторожнее». Да. Поп крест ему дает, а он: «Не беспокойтесь, говорит, я не верую»... И лицо у него такое, как будто ему известно всё, что будет после смерти, наверное известно... Кое-как задушил я его, трясусь весь, руки онемели, ноги не стоят, страшно стало от него, что спокойно он всё это... Господином над смертью стоит...

Мельников замолчал, оглянулся и пошел быстрее. — Ну? — спросил Евсей шёпотом.

— Ну, удушил и всё... Только с того времени, как увижу или услышу — убили человека,— вспоминаю его... По-моему, он один знал, что верно... Оттого и но боялся... И знал он — главное — что завтра будет... чего никто не знает. Евсей, пойдем ко мне ночевать, а? Пойдем, пожалуйста!

— Ладно! — тихо сказал Климков.

Он был рад предложению; он не мог бы теперь идти к себе один, по улицам, в темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не по улице он шел, а полз под землей и она давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь в бездонную, немую глубину...

— Вот — хорошо! — сказал Мельников.— А то мне одному скучно.

Евсей с тоской посоветовал ему:

— Вот ты бы Сашку убил...

— Ну тебя! — отмахнулся Мельников.— Что ты думаешь,— я это люблю, убивать? Мне потом два раза говорили тоже повесить, женщину и студента, ну, я отказался. Наткнешься опять на какого-нибудь, так вместо одного двоих будешь помнить. Они ведь представляются, убитые, они приходят!

— Часто?

— Разно. От них — чем оборонишься? Богу молиться я не умею. А ты?

— Я молитвы помню...

Вошли в какой-то двор, долго шагали в глубину его, спотыкаясь о доски, камни, мусор, потом спустились куда-то по лестнице. Климков хватался рукой за стены и думал, что этой лестнице нет конца. Когда он очутился в квартире шпиона и при свете зажженной лампы осмотрел ее, его удивила масса пестрых картин и бумажных цветов; ими были облеплены почти сплошь все стены, и Мельников сразу стал чужим в этой маленькой, уютной комнате, с широкой постелью в углу за белым пологом.

— Это всё сожительница моя мудрила,— говорил он, раздеваясь.— Ушла, сволочь, один жандарм, вахмистр, сманил. Непонятно мне — вдовый он, седой, а она — молодая, на мужчину жадная, однако — ушла! Это уж третья уходит. Давай ляжем спать...

Легли рядом, на одной постели, она качалась под Евсеем волнообразно, опускаясь всё ниже, у него замирало сердце от этого, а на грудь ему тяжко ложились слова шпиона:

— Одна была — Ольга...

— Как?

— Ольга. А что?

— Ничего.

— Маленькая такая, худая, веселая. Бывало, спрячет шапку мою или что другое, — я говорю: «Олька, где вещь?» А она: «Ищи, ты ведь сыщик!» Любила шутить. Но была распутная, чуть отвернешься в сторону, а она уж с другим. Бить ее боязно было — слаба. Все-таки за косы драл,— надо же как-нибудь...