Читать «Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825» онлайн - страница 5

М. А. Бойцов

Если вначале правило, введенное в 1722 году, вызывало, по меньшей мере, непонимание в России, то к концу столетия оно стало настолько привычным, что отменить его было уже совсем нелегко. Общество свыклось с практикой произвольного назначения наследника, а значит, не дошло до понимания необходимости укрепить монархию введением строгих правил передачи власти. К тому времени империя испытала уже несколько дворцовых переворотов, и очевидно, что в массовом сознании отнюдь не возникло отвращения к подобному способу разрешения династических споров. Скорее, наоборот: люди привыкли к смутам при передаче престола и не видели в них ничего особенно устрашающего. Если верить французскому послу при русском дворе Сегюру, будущий император Павел I однажды спросил у него: «Объясните мне наконец, отчего это в других европейских монархиях государи спокойно вступают на престол один за другим, а у нас иначе?» Сегюр сослался на закон 1722 года как на главную причину этого «иначе». «Это так, – ответил французу великий князь, – но таков обычай страны, который переменить небезопасно». Итак, то, что было неслыханным и раздражающим новшеством в 1722 году, к 1789 году превратилось в норму. Тем не менее в день своей коронации 5 апреля 1797 года Павел I издал закон о престолонаследии, порывавший с традицией Петра I и способствовавший упрочению династии. Впрочем, самого Павла не защитили никакие правовые акты.

Петр I серьезно осложнил судьбу своих преемников на российском престоле еще и тем, что тесно связал свою фамилию с рядом княжеских родов Германии. Матримониальные связи служили для императора средством достижения вполне определенных политических целей – прежде всего для закрепления России в системе европейских международных отношений, а также усиления ее значения в Балтийском регионе. Однако новые родственники Романовых получали возможность серьезно влиять на расстановку сил при русском дворе и выдвигать собственные кандидатуры на российский престол. Завязывался новый узел противоречий: с одной стороны, петровские реформы и военные победы усиливали национальное сознание русских, с другой – политика царя позволяла иностранцам не только толпиться вокруг трона российского, но даже посягать на него. «Царь-немец» – совершенно новое явление в отечественной истории, рожденное именно в XVIII веке благодаря политике Петра I. Почва для конфликта налицо – неудивительно, что национальные лозунги выдвигались при свержении Петра III, а ранее – при аресте регентов – Бирона и Анны Леопольдовны с ее мужем. В манифесте, заготовленном Мировичем, тоже специально подчеркивалось иностранное происхождение Екатерины. Правда, в качестве альтернативы «немке» предлагался Иоанн Антонович, которого, вообще-то говоря, трудно назвать русским, но этого Мирович принимать во внимание не стал…