Читать «Скудный материк» онлайн - страница 76

Александр Евсеевич Рекемчук

 Прорвало ее все-таки.

 Николай нахмурился и с очевидной укоризной покосился на пустую бутылку из-под перцовки. Вот, мол, оно... дай бабе рюмку. А она тут же в слезы.

 Он так и не успел рассказать Ивану толком, что там у них произошло, на восьмом участке, с долотьями.

 Настя вскоре вошла снова, и лицо ее, глаза ее уже были совсем сухи. Тут вернулся и Валера. И Настя начала стелить им всем на ночь.

 Она постелила себе и мужу в той же комнате, где ужинали, поблизости от деревянной зарешеченной кроватки. Машенька уже спала.

 А Ивана она проводила в соседнюю комнату, где жил Валерка, и постелила им обоим на диване, откинув примятые валики. Диван все равно был короток и тесен, так что им с Валеркой пришлось расположиться валетом, голова от головы врозь.

 Валерка тут же уснул, засопел.

 А Иван еще долго ворочался с боку на бок, никак не умея приноровиться к этому куцему дивану, с которого его длинные ноги свисали плетьми. Да и Валерка давно уже перерос этот старый диван.

 Заплакала все-таки...

 Надо сказать, что Иван Еремеев никогда не позволял себе даже в мыслях упрекнуть Настю в том, что она тотчас развелась с ним, когда его посадили. Может быть, ей даже подсказали это сделать. Она ведь в ту пору не могла еще знать, что это горькая напраслина; испугалась, должно быть, не поняла что к чему. Да и кто тогда понимал? А ведь она еще совсем девчонкой была... И могла ли она знать, что впоследствии все образуется и муж ее честь по чести вернется к ней. Этого тоже тогда никто не знал. И, прямо скажем, никто не мог дать наперед гарантию, что это все-таки произойдет; когда-нибудь случится -- не только с ним, с Иваном, а и с другими, которые останутся живы.

 Равным образом Иван никогда не корил Настю за то, что она снова вышла замуж, за этого вот Николая. Помыкалась годок, другой, третий -- да и вышла, как же иначе. Ведь она была молодая и красивая женщина. К тому же осталась с ребенком на руках, куда же ей было деться?

 Все это Иван хорошо понимал, когда долгими ночами, месяцами, годами обдумывал происшедшее. Конечно, было ему это тяжело, и изводился он так, что об этом не расскажешь. И не стоит, наверное, рассказывать. Но самым мучительным в его мыслях, пожалуй, в ту пору было даже не замужество Насти, о котором он узнал и с которым вполне смирился. Его почему-то терзало совсем другое: он все пытал, все спрашивал неизвестно кого -- было ли у нее, у Насти, что до этого второго замужества, между тем, как его посадили и как она снова вышла замуж. Изменяла ли она ему?

 А он...

 Иван снова грузно перевернулся с одного бока на другой, подушка выскользнула у него из-под головы, шлепнулась на пол, он нашарил ее рукой, положил на место, злобно ткнул кулаком, приник к ней лбом.

 Он почувствовал, что опять пришло к нему это, то, что беспрестанно и навязчиво возвращалось к нему в такие вот бессонные часы -- самое страшное изо всего страшного, что было в его жизни...

 ...Февраль выдался чудовищным даже для тех мест. Три недели бушевала пурга, ледяной океанский ветер-хановей достигал такой силы, что, говорят, уносил людей, не успевших спрятаться, прямо в мутное небо. Они сидели в бараках, коченея у беспомощных печей и млея от голода: подвоза продуктов не было, а что было -- съели.