Читать «Скудный материк» онлайн - страница 154

Александр Евсеевич Рекемчук

 Потому что потом, на пристани, им уже подойти друг к дружке нельзя было. Не то что обняться там либо поцеловаться -- нет, даже и руки не пожать.

 Слишком много людей собралось в этот час на берегу, все село, ну, в крайности -- половина села, женская в особенности. И все с нескрываемым интересом следили за этими росстанями: кто с кем и как будет прощаться.

 И на кого при этом обращать сугубое внимание -- тоже знали.

 Вон пришла Катька Малыгина, с дочкой своей пришла. Встали в сторонке.

 А эвон -- постоялец ее, длинный такой, начальник над всеми этими, которые здесь работали, -- среди своих стоит, а с ним рядом парнишка молоденький, довольно пригожий с лица...

 Ну что ж, пока все как положено. Должна, конечно, хозяйка сюда прийти, проводить человека, если он у нее целый год жил да столовался, -- иначе невежливо будет. И что дочка с ней -- хорошо, всегда положено дочке быть подле своей матери.

 И вообще, никто еще никогда не мог себе позволить охулки, сказать, будто в Скудном Материке не умеют встретить да проводить гостя.

 Но, само собой, и не видывали тут от века, чтобы чужие люди на прощанье друг дружке на шею кидались, лобызались или пускали слезу -- такого тут никогда не бывало, нету и, бог даст, не будет. На то есть закон.

 Да что о чужих говорить. Испокон здесь не принято на людях выражать свои чувства -- пусть хоть муж и жена, хоть жених и невеста. Все должно быть достойно и чинно, степенно должно быть.

 На то -- они северяне, коренные печорские жители, поморам прямая родня. Не знавшие ни татар, ни крепости. Не принявшие троеперстия. И пуще всего на свете дорожащие гордостью своей, строгостью.

 Стояли на берегу поджарые старухи в суконных черных платках. Стояли женщины, замужние и незамужние, в плюшевых душегрейках и юбках до самых пят. Стояли подружки-девушки, у тех покороче были юбки и попестрее платочки, и хихикали они меж собой неизвестно отчего -- так что ж, у них законы другие, ими школа повелевает, там тоже знают, что разрешается, а что нет. И снова вокруг егозила, протискивалась, лезла совсем еще малая ребятня -- ну, с них покуда нет спроса...

 И все как один наблюдали проводы.

 А Иван Еремеев и Катерина Малыгина не смели глаз поднять друг на друга. И стояли раздельно, поодаль.

 Митя Девятков, некурящий парень, попросил у Ивана закурить.

 Среди собравшихся на берегу провожающих появился вдруг Трофим Малыгин.

 Он зашагал, по обыкновению дергаясь и подпрыгивая, к буровикам.

 Под мышкой у него была свернутая трубочкой бумага, свиток, грамота какая-то.

 Приблизясь, он достал из-под мышки этот сверток и протянул его Ивану.

 -- Вот, -- сказал он, -- прошу принять... от имени нашего совхоза.

 Грамота и впрямь оказалась грамотой.

 "Почетная грамота" -- было написано золотыми буквами на гладкой белой бумаге. Еще на ней красовались знамена, и герб, и колосья. А в пустые, лишь черточками обозначенные строчки было вписано синими чернилами: "Буровой бригаде тов. Еремеева И. С. от дирекции и коллектива совхоза "Скудный Материк" -- за работу". Печать.

 Накануне Трофим Петрович обстоятельно и долго обсуждал этот вопрос с секретарем парторганизации, своим заместителем и даже счетоводом -- насчет последних слов. Как написать? "За хорошую работу" -- так ведь ничего они тут не нашли, сколько ни старались. "За плохую" -- тоже не напишешь, старались ведь люди, просто не повезло им; да за плохую работу и не выдают таких грамот, хоть они, эти грамоты, в раймаге продаются -- полтинник штука, чистые, пиши что хочешь, без печати только.