Читать «Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь» онлайн - страница 273

На этот раз на сцене играли какую-то героическую пьесу. Среди сцены на кресле сидел актер в желтом шелковом халате, порядочно-таки пообтрепанном; на голове, вместо короны, была надета повязка из лакированных дощечек с рисунками, распущенных веером, как карты в руке игрока. Другое действующее лицо, также изображавшее старика, было одето в бедное черное платье; старик, по-видимому, изображал уличного разносчика, – он носил на плече коромысло с подвешенным на обоих концах старым платьем. Очевидно, это был комический актер; лицо его было измазано белой краской; публика хохотала почти при каждом его слове. Затем на сцене появилась девица, одетая и причесанная очень кокетливо; в волосах ее торчал малиновый султанчик и дрожал при каждом движении. Смотря на белое румяное лицо, а главное – на грациозные, женственные позы, мы едва могли узнать в этой милой особе одного из китайских солдат, которого не дальше, как утром, мы видели в его дабовой шубе, приходившим в русскую лавку что-то покупать.

Впрочем, когда он повернулся к публике задом, предательская шуба показалась из-под девичьей курмы. На сцене появились, очевидно, отец и мать девицы, а также младшие брат и сестра. Костюмы, по возможности, сообразовались с ролями, только мать оказалась с большими черными усами. Часто разговоры действующих лиц прерывались длинными ариями и дуэтами; для нас, не понимающих ни слова, эти арии казались бесконечно длинными. Бытовые сцены сменялись чем-то вроде балета, где все участвующие были в масках и фантастических костюмах. Гримировка китайцев до крайности груба, но в то же время не лишена характерности; очевидно, что она выработана продолжительным изучением эффектов красок и линий.

Несколько мазков кисти по лицу черной или белой краской, искусно расположенных, значительно усиливают типичность лица. То красная краска карикатурно увеличит рот, то белая вертикальная черта поперек глаза сделает его миганье более заметным, и этим достигается какой-нибудь особый эффект. Декораций в хобдинском театре вовсе нет. Только однажды, когда нужно было одному действующему лицу сказать какую-то речь с городской стены, на сцену в нужную минуту внесли занавес и растянули его ребром к публике; на занавесе оказалась нарисованная городская стена, позади занавеса поставили стол, а на него табурет; актер залез на табурет, и таким образом одна половина зрителей имела удовольствие видеть человека, стоящего на городской стене, другая же часть зрителей видела просто стоявшего на табурете актера.