Читать «Сентиментальное путешествие на пиратском бриге» онлайн - страница 3

Точнее, как оказалось, одну каюту: капитан, увидев поднимавшихся на борт даму со спутником, решил, что явно супружеской паре ни к чему спать в разных помещениях, возбуждая любопытство и желания его безудержной команды.

Делить ложе с доктором я отказалась наотрез, и ему пришлось выложить себе подобие орлиного гнезда на каютном рундуке, привязав к нему под ноги колченогий табурет.

Обрадовало нас лишь то, что половина россказней доктора Евгена оказались пустыми выдумками: в продолжение всего путешествия никого не заставляли прыгать за борт и стаскивать бриг с мелей, да и лакеи приносили самовар строго по склянкам, а не после ритуального мордобития. Даже сапоги, оставленные за дверью каюты доктором Пруденсом по европейской привычке, были не украдены и не использованы в качестве ночной вазы, а тщательно вычищены ваксой до зеркального блеска, в голенище же одного из них был вставлен букет бессмертников...

Запыхтела и забулькала паровая машина - дань прогрессу века двадцатого, ухнул ревун, звякнул корабельный колокол, с мостика раздалась команда, утверждённая глухой боцманской божбой, и бриг двинулся по глади Дона, плавно разворачиваясь и выходя на стрежень. Мимо стрельчатого окна каюты проплыло здание вокзала, уехала назад пристань с платочками, тальянкой, пляшущими купчиками без гильдии, девками в сарафанах и парнями в смазных сапогах и красных рубахах, остались позади уже знакомые и привычные жлобы (жлоб - коренной житель воронежской губернии), впереди были донские казаки и казачки, прославленные синематографом, графом Львом Николаевичем и моими предками, не раз напоминавшими мне о корнях, из коих произрастает наша многочисленная фамилия.

Правда, рождённая вовсе не в казачьих землях, а в местах не столь отдалённых, где по указу Его Императорского Величества Леонида Первого нёс службу государеву мой батюшка, я о донских казаках знала лишь в теории, а вспоминала лишь тогда, когда меня, расшалившуюся и не желающую признавать над собой никакой власти, ставили в угол коленками на горох.

Тогда я громко вопила о сатрапах, кои лучше пусть сабелькой вострой мне голову с плеч снесут, но не унизят честь казацкую!

Батюшка, впадавший в пароксизм хохота, тут же вынимал растрёпанное и зарёванное чадо из угла, и, шлёпнув для порядку, давал мне добрый кус шоколада, после чего передавал меня бонне, швейцарке мадемуазель Годо...

В дверь, низко согнувшись, вошёл бедно одетый бледный слуга со следами явного и постоянного недоедания на измождённом лице и тем прервал мои сладостные детские воспоминания, заставившие уронить на батистовый платочек с фамильным вензелем сладкую чистую слезинку. Поставив на столик пышущий жаром самовар и сняв с левой руки снизку больших и свежих калачеевских баранок, он молча замер у двери с вечным "чегоизволитес" на лице в ожидании момента, когда мой спутник, добрейший доктор Пруденс, отвернувшись от его взгляда, нащупает в поясе пару мелких монеток "на чай". Получив с доктора, он, чуя в Пруденсе иностранца, представился на заграничный манер, склонив голову с покрытым перхотью пробором: "Vitalik-ssss". И растворился в воздухе...