Читать «Секция плавания для пьющих в одиночестве» онлайн - страница 25

Мара, 2 ноября в 4:46:

Я тебя вспомнил, Лиза, вспомнил ту нашу встречу в бассейне. Как же я мог тебя забыть? Прости меня за это.

Мара, 2 ноября в 4:50:

Сейчас я дома. Ты, наверно, решишь, что я вовсе не собирался идти под воду, а только придумал повод тебе написать, но, поверь, это не так. Я давно уже вынашивал эту идею, как уродливого ребенка, несколько раз я пытался, но никак не мог довести дело до конца. Мне не хватало решимости для последнего шага.

Мара, 2 ноября в 5:02:

В этот раз меня спас, если можно так сказать, какой-то местный дворник. Он вроде убирал территорию от листьев, а может быть, просто следил за мной, этого я точно знать не могу. Это может показаться странным, но я как будто предвидел его появление на берегу, потому что как раз перед тем, как меня застал врасплох взгляд его узких глаз, я думал о японских летчиках-камикадзе. Точнее, у меня с самого утра крутилась в голове цитата японского же писателя Юкио Мисимы. Как видишь, на меня производят большое впечатление чужие мысли. Сейчас я нашел эту фразу, так что могу точно ее процитировать.

Мара, 2 ноября в 5:04:

«Слишком стремительно падаешь вниз, но успеваешь понять,

Что все эти дни, всю недолгую жизнь, ты привыкал умирать».

Мара, 2 ноября в 5:10:

Может быть, я подсознательно пытался настроиться на нужный лад, потому что в воде у берега мне, как я уже сказал, примерещились разбитые летчики в своих искореженных машинах, которые так точно ассоциируются у меня с этим отрывком.

Мара, 2 ноября в 5:14:

Конечно, я вовсе не принимал мое личное намерение покончить с собой за какой-то отчаянный жест, но все же именно эти слова Юкио Мисимы помогли мне пойти в воду. То, что я отступил в решающий момент, — для меня всего лишь очередное доказательство моей слабости.

Мара, 2 ноября в 5:28:

Я думал, возможно ли это — здоровому и душевно полноценному человеку, в отличие от меня, крепко цепляющемуся за существование, добровольно пойти на смерть, причем принять эту смерть и заранее с ней смириться? Вообще-то мне очень сложно представить в роли камикадзе европейского человека. Возможно, такая жертвенность нам недоступна и характерна только для восточного типа мышления? Но ведь и в русском человеке должны быть зачатки этого мышления, раз уж мы до сих пор остаемся чем-то средним между людьми Запада и Востока, являясь как бы ментальным мостом между этими двумя мирами? В конце концов, способность пойти на смерть у нас в крови, вернее, конечно, была в крови наших дедов и прадедов, но вот только имеет ли она что-то общее с хладнокровным решением отказаться от жизни, не зная наверняка, будет ли в этой жертве хоть какой-то смысл? О чем-то подобном я думал в тот момент, стоя по пояс в воде. Жизнь и смерть показались мне одинаково бессмысленными. Еще раз повторю, что я вовсе не сравнивал, да и не имел никакого права сравнивать, свое глубоко эгоистичное желание с вынужденными жертвами военного времени.