Читать «Севастопольские акации» онлайн - страница 8

Сергей Николаевич Мартьянов

«Неопределенное время» тянулось четыре часа и тридцать минут. Я ходил по вестибюлю, по лестницам и перрону разъяренным тигром. Мне хотелось рычать и бросаться на людей, особенно на главного диспетчера.

А когда объявили посадку, мне все казалось, что самолет улетит без меня, и я первым ворвался в его нагретое брюхо. Место мое было у самого окошка, под окошком располагалось крыло, а на крыле виднелись следы от чьих-то ботинок... Лопасти винта качнулись, превратились в прозрачный вертящийся круг, и самолет, легко покачиваясь, вырулил на стартовую дорожку. Здесь он взревел несколько раз, содрогаясь от нетерпения, и мне почему-то захотелось петь. Так, вероятно, чувствует себя парашютист, когда над ним открывается купол.

Я мчался к Даше со скоростью триста километров в час!

Из-за опоздания мы прилётели поздно. В темноте не было видно ни Сивашского залива, ни отлогих песчаных берегов, ни самой крымской земли. Только огни города мерцали внизу, но вот и они исчезли: самолет шел на посадку.

И все-таки это был Крым! Я узнал его по теплому ветру, по хрусту песка под ногами, по запаху чабреца и полыни. Я шел полем аэродрома, и мне казалось, что еще минута — и я услышу плеск морских волн и запах белой акации. А еще через минуту увижу Дашу.

Но до Севастополя было еще целых сто километров. Вечерний поезд уже ушел, и нужно было ждать утреннего. Я держал в руках железнодорожный билет, и он отбрасывал меня от Даши еще на одну ночь.

Эту ночь я провел на перроне вокзала, в том самом месте, где уже стояли поданные вагоны. Со стороны я, очевидно, напоминал сторожевого пса. Меня прогоняли дежурные, но я упрямо возвращался на свой пост.

До конца отпуска, по моим подсчетам, осталось ровно семь суток. Через семь суток я должен быть на заставе. Пять из них уйдет на обратную дорогу. Остается два дня...

И вот я в Севастополе. Высокое голубое небо и яркое солнце ослепили меня. Пахло морем. Где-то совсем рядом пробили корабельные склянки.

Да, я был в Севастополе. Только в нем, на далеких холмах, как боевые штыки, возвышаются молчаливые обелиски. Только в нем кое-где еще сохранились руины. И только в нем так неукротимо цветут акации.

Я шагал по Красному спуску к центру города, забыв, что можно сесть в троллейбус. Справа тянулась Южная бухта, очень тесная от кораблей, плавучих кранов и катеров.

Я шел прямо к Дашиному дому. Не к дяде, живущему на Корабельной стороне, а на проспект Нахимова, к дому, где живет моя Даша. Я даже и не подумал, что она сейчас может быть на работе. Мне казалось, что она должна ждать меня.

Вот номер третий, вот пятый, вот седьмой... Я шел по четной стороне, а напротив меня проходили знакомые дома, словно ступеньки. Я взбирался, как по высокой лестнице, и вот уже был напротив Дашиного дома и увидел то единственное, открытое настежь и завешенное светлым тюлем окно на третьем этаже.

Я перешел через улицу, ступил на тротуар, и тут меня остановил строгий голос:

— Товарищ солдат, на минуточку.

Прямо передо мной стоял комендантский патруль: мичман и два матроса с повязками на рукавах. Они смотрели на меня внимательно и чуть насмешливо.