Читать «Санкт-Петербургские вечера» онлайн - страница 16

Таким образом, в кругу земной жизни действует зримый божественный закон, и закон этот, столь же прочный, как и общество, на нем утвержденное, приводится в исполнение с начала мира. На земле существует зло, и действует оно беспрерывно, а значит, его должно беспрерывно обуздывать карой — ив самом деле, на всей поверхности земного шара видим мы беспрестанные усилия правительств предупредить или покарать всякое преступное покушение; меч правосудия никогда не входит в ножны, он всегда должен разить или угрожать. Так о чем же толкуют те, кто жалуется на безнаказанность преступлений? Зачем созданы кнут, виселица, колесо и костер? Очевидно, затем, чтобы карать преступления. И судебные ошибки — это лишь исключения, нисколько не колеблющие общее правило; впрочем, на сей счет я могу предложить вам некоторые свои размышления. Во-первых, эти роковые ошибки происходят много реже, чем принято воображать. Ибо стоит только появиться малейшему поводу для подозрения, как общее мнение тотчас обращается против власти, и потому люди жадно прислушиваются к ничтожнейшей молве, толкующей об убийстве по вине суда; тысячи личных страстей примешиваются к этой всеобщей склонности, и все же — здесь я сошлюсь на ваш обширный опыт, г-н сенатор, — и все же какая же это необыкновенная редкость — смертный приговор, вынесенный судом по ошибке или из пристрастия! Вы смеетесь, г-н кавалер?

Кавалер. Я как раз подумал о Каласах.^{2Ъ) Каласы заставили меня вспомнить о лошади и обо всей конюшне}

¹ Когда Калас был посмертно оправдан, герцог А*** спросил у одного жителя Тулузы, «как могло случиться, что суд этого города столь жестоко ошибся*, на что последний отвечал банальной поговоркой:

Вот так и происходит ассоциация идей, а воображение без конца вторгается в работу рассудка.

Граф. Не спешите оправдываться, ибо вы оказали мне услугу, напомнив о том знаменитом приговоре, — он представит мне еще одно доказательство в пользу только что сказанного. Уверяю вас, господа, невиновность Кала-са совершенно не доказана. Существуют тысячи причин в ней усомниться и даже поверить в обратное. Но более всего поразило меня в этой истории подлинное письмо Вольтера к знаменитому Троншену из Женевы, прочитанное мною на досуге несколько лет тому назад. В самый разгар яростных публичных споров, в которых Вольтер изображал из себя защитника невинности и мстителя за оскорбленное человечество, он паясничает в этом письме так, словно речь идет о какой-нибудь комической опере. Припоминаю одну фразу, в особенности меня шокировавшую: «Вы нашли мою памятную записку чересчур горячей. Что ж, я приготовлю вам новую в водяной БАНЕ».

Вот каким строгим и чувствительным слогом изъясняется сей достойный муж на ухо верному человеку — а в это самое время по всей Европе разносятся его исступленные «Плачи».