Читать «Самая страшная книга 2020 (антология, )» онлайн - страница 325

Дмитрий Владимирович Лазарев

На проспекте мать чахоточным кваканьем отчитывала визгливое дитя. Гундосил дворник, метя мостовую. В шорохе метлы чудились механические нотки.

– Тебя должно это радовать. Голоса уже путешествуют по железным проволокам. «Русские ведомости» писали, наш соотечественник, Голубицкий…

Арбенин перебил:

– Ах, позволь моему голосу оставаться моим!

Он резко замер и повторил: «Моим!»

Получалось «мим». Точно что-то полое задребезжало фанерными стенками, точно гитара упала плашмя. Он поводил языком по деснам, выискивая потерявшуюся «о», нашел и отчеканил:

– Моим!

– Да поняла я. – Анна махнула извозчику. Арбенин представил вдруг, как с губ молодой жены срывается мужской бас и как гнедая лошадь лепечет, словно ребенок.

Дома он сказал, цокая вилкой по фаянсу:

– Я чувствовал себя композитором, чью музыку играет бездарный оболтус, и в этой грубой игре выявляются все недостатки произведения.

– Ты никак не успокоишься, – вздохнула Анна. – Твоя декламация была прекрасной. Я не услышала разницу.

Звонкие согласные когда-то влюбили Арбенина в юную Аннушку. Но сегодня и они не утешали. Напряжение скорректировало фонацию.

– Вот как? – Он стукнул вилкой. Зеленый горошек вновь улизнул от зубцов. – Вот как? Следует, и в жизни я скрежещу и пускаю петуха?

– Ты несправедлив к себе. И раз уж на то пошло, к бедному французу.

– Бедный француз! С’est un abruti! Singe sale! Клянусь же, мертвая обезьяна…

Он запнулся. Вилка дрогнула в пальцах.

– Что еще? – вскинула брови Анна.

– Что-то не так.

Арбенин задышал, короткие и частые интервалы выбрасывали воздух из легких:

– О-о-о. Коловорот. Молоко. Ты слышишь?

– Что? – простонала Анна.

– Буква «о». Она изменилась. Стала пустой.

– Пустая буква?

– Да, черт дери! «О» – пустая буква, как дырочка в речи. Озеро. Оно.

– Лев, твое «о» такое же, как было с утра. Твой голос безупречен.

Горошек сбежал за пределы тарелки, окончательно разъярив.

Лежа на перинах, Арбенин выпускал в потолок долгое «о» и дегустировал результат.

– Протухла. Испортилась. Она невкусна!

– Милый. – Анна взяла со столика кипу фотокарточек: афиши с завтрашним Пушкинским концертом. Арбенин позировал, попыхивая трубкой. – Если я пририсую твоему портрету рога, отрастут ли они в действительности?

– Что? Боже, нет. Надеюсь, никакой из твоих поступков не приделает мне рога.

– Так почему же ты рассуждаешь как дикарь, послушав запись своего голоса? Индейцы и северные племена боялись, что фотографические камеры похитят их души.

– Это другое. Ну как же так? Друг-о-о-е. Дыра! Отверстие!

– Mutter Gottes!

Ему приснился француз, продающий на рынке буквы «а» и «о». Арбенин кричал, что это его собственность и никто не имеет права наживаться на ворованных гласных, но вместо четких претензий изо рта валились комья словесной каши.

Днем Арбенин посетил Ивана Чародетского, старого петербуржского педагога. Чародетский преподавал технику речи и основы ораторского искусства. Выпалывал сорняки московского аканья из огорода румяного мальчишки, будущего актера. Мальчишка читал Жуковского:

– Занялся от страха дух. Вдруг в него влетает слух. Тихий, легкий шепот…