Читать «Самая страшная книга 2020 (антология, )» онлайн - страница 246

Дмитрий Владимирович Лазарев

– Держи, – Макс поднес зажженную зажигалку. – Все, Миша. Финиш. Закончили мы.

– Какого хрена вы устроили, черти? Вы думаете, если мы вместе водку пьем, я вам беспределить позволю? Думаешь, мне двести восемьдесят шестую трудно возбудить? Сука, да вы ей морду разбили! Как муженьку ее теперь объяснять будем?

– Виноват, – согласился Макс. – Не уследил за татарином, слишком в раж вошел. Но ты не кипятись, послушай. Мы ж не зря ее морщили. Созналась барышня. Можно упаковывать.

Я на секунду растерялся. Вдохнув дым, вопросительно посмотрел на опера. Тот кивнул. Затем развел руками и сжал губы, мол: «А ты как думал, следачок? Думал, мы тут яйца катаем?»

– Что она сказала? – спросил я.

– Все, как и думали. Приспала она ее ночью. Когда проснулась, испугалась – думала, что муж прибьет. Ну и сожгла, пока тот не видел. Сочинила всю эту хрень про призрака и поехала к нам, чтобы муж поверил.

– Подожди-подожди. Как она могла приспать, если девочка в колыбели спала?

– Орала та всю ночь. Вот и взяла мамаша под бок успокоить. Ну сам понимаешь… бухая…

Я отвернулся. Сделал несколько затяжек, пытаясь собрать мысли в единую картинку.

Картинка опять не сложилась.

– Хрень какая-то. А тело где?

– Сгорело, Миш. Все сгорело. Да и сам подумай, чему там гореть?

– И что ты предлагаешь? Мне сто пятую без тела в суд направлять?

– Ну чего ты как маленький, ей-богу. Тряпочку какую-нибудь в золу кинем. Мамаша скажет, что это часть пеленки. Мне тебя учить, что ли? Тем более признание есть. Сейчас мамаша Эдику явку напишет.

– Можешь явкой этой себе жопу вытереть. Или Эдику, – я выбросил бычок в грязную лужу и повернулся к оперу. – Во-первых, гений ты мой, на первом же допросе с адвокатом она скажет, что вы из нее показания выбили. И обратного ты не докажешь. Во-вторых, я должен буду провести по вам проверку. А у нее все тело в гематомах, которые три недели заживать будут. Мне этот геморрой на хрен не сдался. В-третьих…

Я замолчал, задумавшись. В голове зазвучали те слова с диктофонной записи. «Цветочек мой. Кровинушка. Сладенькая».

Опер не выдержал:

– Что – в-третьих?

– В-третьих, не верю я тебе, Макс. Думаешь, я не знаю, как все было? Вы с Эдиком пытали ее. Били. Пугали. Душили. До тех пор, пока она не сказала то, что вам понравилось. По сути, то, что вы сами ей в голову вбили. Сколько раз уже так было, напомнить?

– Миш…

– И самое главное: голос на записи не ее. Наша мать не называет дочь сладенькой. И цветочком не называет. Она зовет ее просто Настенькой. Я ее три раза допрашивал, Макс. Она в кабинете у меня рыдала, в доме рыдала. Ни разу она не назвала дочь «кровинушкой» или подобной хренью. Просто Настенька.

Макс плюнул на крыльцо. Нахмурился.

– И что ты предлагаешь? Отпустить? Только потому, что она у тебя на допросе дочь кровинушкой не назвала?

Я усмехнулся. Посмотрел на опера.

– Дурак, что ли? Куда ее теперь пускать в таком виде? Берите явку, дату не пишите. Завтра повезете мамашу в город на психушку, как договаривались. Как скинете, возвращайтесь сюда. Я пока поговорю тут с одним дедком.