Читать «Самая страшная книга 2020 (антология, )» онлайн - страница 197

Дмитрий Владимирович Лазарев

Из клубящейся грозовой тучи выхлестывает огненная плеть, вспарывая небеса, которые отвечают раскатистым треском. Гром гуляет над лугом, заглушая голос Глории, небо прорывается дождем, а Стрижка начинает кричать.

Тяжелые капли разлетаются вязкими брызгами, собираясь в ручейки и насыщая воздух тяжелым запахом меди.

Потому что дождь идет кровавый.

И некуда укрыться от него в чистом поле, да мы и не пытаемся. Мы протягиваем руки, ловя ртом небесную кровь, смакуя ее медный привкус и позволяя алым струям стекать по нашим обнаженным телам, мы собираем ее в горсти и брызгаемся друг в друга, хохоча в диком восторге.

Кровавые мальчики танцуют под кровавым дождем.

А Стрижка кричит, кричит, кричит…

Этот кошмар преследует меня уже тринадцать лет. С тех пор я успел выучиться, похоронить отца, жениться – а он по-прежнему со мной.

Лелю всегда пугали мои кошмары, особенно когда она забеременела. В постели она ложится ко мне спиной – боится, что я, мечась во сне, нечаянно садану ее в живот.

В то утро крик неожиданно перерос в пронзительную телефонную трель. Я с трудом разлепил глаза.

Шум дождя никуда не делся. За окном брезжил сырой рассвет. Нормальный осенний дождь – дрожащие на стекле капли были чистые, прозрачные.

Недовольно засопев, Леля выпростала руку из-под одеяла и нашарила телефон.

– Да? – сипло сказала она и тут же сунула трубку мне, толкнув меня в спину упругим круглым животом. – Саш, это тебя.

Моя рука дрожала, когда я подносил трубку к уху. Каким-то образом я уже знал, кто звонит.

– Салют, мерзавец, – сказал Цыган.

Родной город встречал меня темнотой и моросью. Размытые огни фонарей ложились на мокрый асфальт дрожащими отсветами. Но меня трясло не от сырости. Сунув руку в карман, я нащупал шокер, заранее приобретенный на случай, если дело примет совсем уж скверный оборот. Пистолет был бы надежнее, да где ж его достанешь в нашу эпоху стабильности?

Кафе возле станции, где назначил встречу Цыган, представляло собой невесть как уцелевший уголок девяностых с липкими белыми столиками и допотопной холодильной витриной. Увы, ее надсадное гудение не могло заглушить голоса Кати Лель, завывавшей, как кошка в течку. Оставалось только надеяться, что здешняя стряпня получше музыки. Кроме меня и полусонной официантки, в кафе не было ни души.

Сидя у окна, я ковырял вилкой в тарелке, когда за мой столик тяжело опустился Цыган.

В нем мало осталось от Марата Михайчака, разбитного паренька с шапкой смоляных волос и шебутным блеском в глазах, с которым мы росли в одном дворе. Один глаз сохранил блеск, теперь скорее лихорадочный, другой был подернут бельмом и пересечен наискось багровым шрамом, а волосы липли к землистому черепу жидкими мышастыми прядями.

Он сидел молча, изучая меня и барабаня по столу узловатыми пальцами. Я накрыл ладонью вилку и отодвинул подальше. Цыган в принципе имел моральное право всадить ее мне в глаз. И подобное желание уже высказывал.

Его губы скривила усмешка.

– Смотри, не зассал, – он перевел хищный взгляд на содержимое моей тарелки. – А это что?