Читать «Русь на Мурмане» онлайн - страница 219

Каяне пришли тайно три с лишком седмицы назад. В тот день их не видел никто, кроме живших при церкви у торговых пристаней двух старцев, Ионы и Германа. Но из обители за пять верст заметили зарево пожара, побежали туда. Зрелище устрашило: зарезанные старцы в снегу, догорающая церковь, порубленные лодьи. И никого вокруг, кто мог бы совершить это злодейство. Игумен Гурий велел перенести тела старцев в монастырь и запереть наглухо ворота. В Колу к воеводе отправились на оленях двое гонцов из послушников-лопарей.

— Не было никого, — удрученно сообщил Благово. — Перехватили их, видно.

Еще седмицу о разбойниках не было ни слуху ни духу. А на восьмой день они открыли ворота и вошли в монастырь.

— Как это — открыли?! Для чего игумен не выставил сторожу?! Почему работных и послушников не вооружил?

— Сторожа на вратах стояла, — заверил спасшийся. — Закололи их сподтишка, каян впустили.

— Кто?! Изменник в монастыре был?

— Иуда был. Седмицу выжидал, чтоб сподручнее дело провернуть, с каянами неким образом сносился. А кто неведомо.

Ворвавшиеся в обитель разбойники стали крушить мечами и топорами всех, кто попадался на пути. Большая часть братии была на службе в церкви. Никто не побежал, не ослушался игумена Гурия, продолжившего молитвенное пение. Только один рванулся прочь из храма, и за ним дверь заперли изнутри на засов. Этот один в страхе бежал к крепостной башне, из нее выбрался на боевой ход. Разбойники уже ломились в храм, били топорами церковную дверь. Беглец залез на заборола стены и прыгнул в сугроб, не оглядываясь заспешил в тощий лесок, разделявший монастырь и речку Княжуху. Там просидел в снегу под сосной много часов, в ужасе прислушиваясь к крикам из обители. По голосам узнал — каянцы яростно мучили отца дьякона и игумена Гурия.

— О чем пытали?

— Не иначе о монастырской казне.

Проведя морозную ночь в лесу, беглец вспомнил об острове в губе, где стояла рыбачья хибарка. Он прокрался к пристаням и увел один из карбасов, на которых пришли каяне. С острова же пустил лодку прочь, чтоб не выдала его. Жил там, боясь разводить огонь, изгрыз запас сушеной трески, заедал снегом. Слушал, как финская чудь буйно праздновала свое люторское Рождество. Видел, как на десятый день над обителью взметнулись огненные языки. Каяне ушли, забрав три карбаса с награбленным добром. Впрягли в них, как оленей, плененных работных мужиков...

Для отпевания убитых не было попа. Воевода отправил гонцов за кольскими священниками. Меж тем к монастырю примчали на оленях лопари из пазрецкого погоста. Попросились к воеводе, подогнали к его шатру кережку, скинули шкуру, предъявив покойника. На груди у мертвого лопина лежала привязанная серебряная чаша-потир из церковной утвари.

— Вот кто пустил чудь в маныстар. Черна душа у этого Эвана. Взял крест, а старым богам кланялся. Смотрел, кто больше даст, Бог на кресте или сейд. Чудь на своем пути встретил, сговорился. В маныстар от них пришел, жил. Потом позвал и ворота открыл. За свое черное дело взял эту чашу — украл у Трифона.