Читать «Русская Дания» онлайн - страница 74

– То, что нас загнали в текст, в музыку, в поэзию, в кино, очень похоже на то, как Родченко в 30-е годы загнали в собственную квартиру. Как долго мы, кто по природе своей переустроители сущего, будем зависать в этих добровольных камерах, как беспамятные сомнамбулы?

– Вы все правильно говорите. Я вот вообще не понимаю, зачем и по какой причине художник плодит выводок своих объективаций? Ведь в действительности нет необходимости более чем в одной вещи, если она срабатывает, вплоть до того момента, пока она работать не перестает, пока волшебные врата не захлопываются и художник опять не представлен к требованию новой демиургии. Что, теперь сжигать все лишнее? – говорящий окунул свои руки, и затем обтер лицо, и продолжил, – или же невозможно остановиться на одной вещи, поскольку многообразие ветвящихся образов из шкатулки требует последовательного и кропотливого извлечения. Выходит, или – некоторое сакральное воздержание, или – обряд раздаривания-сожжения, при сохранении постоянного внимания к пульсациям и разводам бытия?

– Думаю и то, и другое. Вот возьмем литературу. Литература является тем путем, через который каждый в отдельности узнает свою душу. Но что мы знаем о теле? Ведь наука говорит о теле как телах вообще, а не о каждом теле в его отдельности. Не существует научной литературы, которая выполняла бы функции художественной?

– Я думаю, что это под силу настоящему гению, ибо гений – всегда гений осознанности. Даже если он не хочет осознавать. Но гений не был бы собой, если бы он продуцировал нечто хаотическое.

– Все верно. Ведь каждый дурак сможет живописать горы, а вы попробуйте отразить степь, стремящийся к абсолютной плоскости рельеф.

– Ну это как если бы я собирался подковать блоху, а подковал вселенную?!

– Да, философствующий не требует строгого внимания, но тот, кто оказывается вовлечен в его мышление, должен быть максимально внимателен.

– И тогда самые интересные ходы вижу сторонним обходным случайным глазом.

– Да, все мы незванные гости, нежелаемые дети, неотмирные прохожие, заброшенные в этот мир.

– И смертные. Но смертные не должны быть предограничением живым.

Интеллигенты на мгновение прервались, и Распупин, воспользовавшись моментом, решил все же пойти вовнутрь, не дослушивая их до конца.

– Внутрь-то можно теперь?

– Внутрь нужно! – внезапно зазывала достал из-за пазухи фляжку с непонятной жидкостью и предложил ее Распупину, – на, пей!

– А что это? Пахнет выгребной ямой!

– Обижаешь! Це копруй! Фер-мен-ти-ро-ван-ный! Это еще что. От него откинул копыта не один черт! Да что там говорить, я так родителей схоронил!

– Чего? – Распупин уже успел сделать один глоток – Что ты мне за… др… впр…

***

Пустое кафе. Никого вокруг.

– Что? Где я?

– Так внутри же! Смотри сколько народу здесь!

– Я никого не вижу.

– Вздор! Это всегда так! На самом деле они есть, надо бы только вглядеться..

– И вправду. Вон же! Лысоватый парень какой-то!

– Его-то мы все и ждем. А вон зрители. Эх, как же сложно было притащить сюда твое тело! Ты вырубился на месте! Но, как говорится, то, что нас не убивает, то нас делает сильнее, не правда?.. Такой хороший столик тебе подобрал.. Ты ближе всех к поэту!.. Ну-с, не смею задерживать.. приятного тебе времяпрепровождения…