Читать «Рука судьбы или Этюд о предопределенности» онлайн - страница 37

Лиуис де Хамон Хейро

Когда наш спутник закончил свой рассказ, мы долго лежали молча. В такие минуты дружеское пожатие руки становится красноречивей всяких слов… Сомневаюсь, что профессору или мне когда-либо встречался столь наглядный пример для раздумий о действии Судьбы. Как ни прискорбно, наш практический век не поощряет такой образ мыслей. Мы продвигаемся вперед в том, что нам угодно именовать прогрессом, просвещением, развитием — для чего нам интересоваться Судьбой?

Мы изучаем законы наследственности и прилагаем их к разведению скота — но отвергаем их и пренебрегаем ими, когда речь заходит о человеческих существах. Мы смеемся над ними и ссылаемся на непостижимые законы Божьи — не потому, заметьте, что мы так уж религиозны, просто это позволяет нам уклониться от ответственности, но все еще считаться респектабельными. И мы живем — или, скорее, умираем — и лишь на пороге смерти удостаиваемся знания; следовательно, только в миг нашей смерти мы поистине бываем живы.

Тем не менее, мы гордимся своей свободной волей, в бесстыдном невежестве воспроизводим наш вид — и сознательно, уступая инстинктам плоти, обрекаем на проклятие и участь, что хуже смерти, наше дегенеративное, страдающее потомство.

Человек, конечно, всегда может сказать, что свобода воли позволяет ему избрать тот или иной путь, повернуть налево или направо, но при этом он не должен забывать, что подобное действие обусловлено сознательным усилием, тогда как бессознательное всегда влечет его по тропе Судьбы.

Подобные мысли роились в моей голове в жутком молчании, последовавшем за рассказом, а тем временем мы безмолвно готовились к собственной смерти и ниоткуда не ждали спасения.

Последней спичкой мы подожгли груду пропитанных битумом и сильно пахнущими мазями льняных бинтов, которыми когда-то была обмотана голова царственной мумии. Пламя взметнулось вверх неожиданно высоко, и мы поняли, что каким-то необъяснимым образом успели переместиться и находились теперь лицом ко входу в гробницу. Перед нами, словно страж, охраняющий вход, лежало оскверненное тело седьмого мертвеца. Бинты с левой руки, как мы заметили краем глаза, были полностью сорваны, и она свисала вниз из разбитого саркофага, почти касаясь пола. Эта мелкая деталь лишь на мгновение, не больше, привлекла наше внимание. Пламя должно было скоро погаснуть. Мы повернулись к языкам огня, последнему проблеску света, который ожидали когда-либо увидеть, и лежали, с сожалением наблюдая, как огонь горел все слабее и слабее и наконец иссяк. Не осталось ничего, кроме нескольких раскаленных угольков, пылавших среди вселенской тьмы. Мы немного отодвинулись друг от друга. Прощаний не было — довольно было и рукопожатий. Мы ждали смерти, и каждый был сам по себе.

Более чем вероятно, что профессор, до конца остававшийся верным науке, приготовился встретить свою гибель, устремив взгляд на седьмую мумию, занимавшую столь выгодное положение у выхода; так или иначе, едва огонь погас, старик издал изумленное восклицание.